— Фу! — бормотал он, пожимая плечами. — Это ужасно! Никакого блеска! Где возвышенные чувства, преданность, героизм?..
Где-то совсем близко, со стороны приближающегося врага, послышался четкий, неторопливый, певучий голос капитана Армистида.
— Ост-о-ро-жн-о! Осто-рожно-о! Стой! Огонь!
Среди всеобщего шума раздалось не больше десятка выстрелов, и снова прозвучал пронзительный фальцет:
— Прекратить стрельбу! Отходим… ма-а-рш!
Через несколько мгновений оставшиеся в живых медленно продрейфовали мимо губернатора, все — по правую сторону, они шли с интервалом в несколько шагов, поглядывая на него. Слева, отставая на несколько ярдов, шел капитан. Губернатор позвал его, но тот не услышал. Много мужчин в серой форме вырвались из укрытия, преследуя отступающих, и направлялись они как раз к тому месту, где лежал губернатор, — какие-то неровности почвы заставили их двигаться в этом направлении, стройные ряды превратились в толпу. В решающей схватке за жизнь и свободу губернатор попытался подняться, и тут, оглянувшись, капитан увидел его. Быстро, но с той же четкой растяжкой он нараспев отдавал команды:
— Ст-о-й! — Бойцы остановились и, согласно правилу, повернулись лицом к неприятелю.
— С-о-браться на правом фланге! — И они побежали, нацелив штыки и сгруппировавшись в конце ряда.
— Вп-е-ред! Спасем губерн-а-тора вашего штата! Как можно быстрей… м-а-а-рш!
Только один человек не подчинился этой удивительной команде. Он был мертв. С ликующими криками бойцы бросились вперед, преодолев двадцать или тридцать шагов до цели. Находившийся ближе капитан оказался там первым — одновременно с врагом. По нему сделали с полдюжины неточных выстрелов, а находящийся впереди мужчина — человек атлетического телосложения, без головного убора, обнаженный до пояса — замахнулся на него прикладом ружья, целя в голову. Капитан отбил удар, сломав при этом руку, и вонзил шпагу в грудь великана по самую рукоятку. Тот упал, потянув за собой оружие, и не успел капитан выхватить из-за пояса револьвер, еще один мужчина прыгнул на него, как тигр, сомкнув руки на его горле, и повалил на распростертого губернатора, все еще пытавшегося подняться. Но мужчину мгновенно проткнул штык сержанта федеральной армии, а пинок по каждому запястью ослабил смертельный захват. Когда капитан встал, он оказался позади своих солдат, которые обошли его и теперь яростно сражались с более многочисленным, но не охваченным единым порывом противником. Почти во всех ружьях не осталось патронов, но в гуще схватки их невозможно было перезарядить. Конфедератам не повезло: у большинства из них не было штыков; они дрались дубинками и прикладами ружей. Звуки битвы напоминали тот стук и грохот, что издают схватившиеся рогами быки; то хрустнет раздробленный череп, то кто-то чертыхнется, то раздастся хрип от удара дулом в живот, пронзенный штыком. Упал один из бойцов, и капитан тут же бросился на его место, левая рука капитана безжизненно свисала, в правой он держал заряженный револьвер, стреляя быстро и метко в толпу серых униформ; на место убитых стоящие сзади выталкивали новых, которые, в свою очередь, насаживались на неугомонные штыки. Однако число штыков сокращалось, остались какие-то жалкие полдюжины. Еще несколько минут грязной работы, короткая схватка спина к спине — и все будет кончено.
Внезапно, справа и слева, раздалась оживленная пальба: подошли свежие силы федералов, гоня перед собой те части конфедератов, которые, находясь в центре, были отрезаны от остальных. А за этими новыми и шумными воинами на расстоянии двухсот или трехсот ярдов неясно просматривалась линия фронта!
Перед тем как отступить, серая масса предприняла отчаянный рывок, напала на горстку отставших врагов и, сокрушив неожиданностью, без всякого оружия просто их раздавила, безжалостно растаптывая руки, ноги, тела, шеи, лица, а потом, пройдясь окровавленными ногами по собственным мертвецам, обратилась в бегство. Тем все и кончилось.
Придя в сознание, губернатор открыл глаза и осмотрелся, постепенно вспоминая события дня. Перед ним стоял на коленях мужчина в форме майора, это был военный врач. Его окружали штатские — члены губернаторского штаба, их лица выражали беспокойство в соответствии с занимаемыми постами. Несколько в стороне стоял генерал Мастерсон; говоря с другим офицером, он жестикулировал сигарой.
— Прекрасное сражение — клянусь Богом, сэр, просто великое!