Наблюдатели. Стены Цитадели крепки и сплошны, за исключением окон, где иногда можно заметить людей: наблюдатель стоит на подоконнике и всматривается в даль. Все они с ответственностью относятся к своей работе, напряжённо и сконцентрировано, даже не имея причины, наблюдая за изгибами песчаных дюн. Однако сейчас обед, так что они менее наблюдательны и больше ожидают сытного обеда, чем маленькие темные точки вдалеке.
Секрет. Однако, есть и один секрет у Цитадели. Несколько человек, в фиолетовых робах с золотой вышивкой и цепями, отдалились от остальных. Они стоят в тайных комнатах в глубинах Древней Цитадели. «Есть у нас тайна, и мы её храним; есть у нас работа, и мы её выполняем; есть у нас порядок, и его мы соблюдаем» – такие слова выбиты на плитах, на которых они стоят. Они единственные понимают, что тут происходит, и держат этот груз весь день, что отразилось на бесчувственном выражении их лиц.
Древняя Цитадель. Цитадель стоит, освещённая палящим и убивающим солнцем. Однако, здесь проявляется ещё одна её загадка – камень её прохладен, словно ночь так и не прошла, что можно понять по тому, что от него не исходит искажающий восприятие окружающего горящий воздух, а сама Цитадель не превратилась в печь для своих защитников.
Пустыня. Тем временем, пустыня остаётся всё такой же безжизненной. Солнце уже в зените, и уже достаточно раскалило песок, чтобы от того исходил горячий воздух, волнами искажающий картинку. Ветер уже начинает набирать обороты, попутно создавая крупные песчаные завихрения, похожие на миниатюрные торнадо, уводимые своим создателем-ветром прочь. Солнце и, раскалённые им, воздух с песком создают убийственные условия, однако везде есть исключения.
Даль. Где-то вдалеке, несколько ниже горизонта виднеется нечто подозрительное – множество тёмных точек. Маленьких, бесформенных, неразличимых точек. Они слишком далеко, чтобы сказать, что это: человек, какое ещё живое существо, или мираж? Одно понятно точно – вполне возможно, день пройдёт неизменно, однако всякое может произойти.
Вечер.
Недра Цитадели. Заходящее солнце уже не так освещает коридоры Цитадели, из-за чего те уже погрузились в полумрак. Пустые, безжизненные, тихие, тёмные, они словно застыли во времени. Уже не увидеть ярких картин на полу от витражей и не встретить наблюдателя, последние следы ушли отсюда, оставив помещения наедине со временем. В залах, что ещё недавно теплилась жизнь, даже свечи уже потухли.
Древняя Цитадель. Колоссальное строение стоит в полумраке, светлое, словно излучающее еле уловимый свет, оно одно выделалось на фоне скалы. Внутри более не теплится жизнь, не считая тех, что хранят тайну этого места. Светлые стены с тёмными точками-окнами внушают чувство душевного мрака при взгляде на них.
У входа. По всей платформе в основании здания рассредоточились его защитники. Кто-то стоит в самом низу, на ступеньках, готовясь принять первый удар, стоя на изготовке. Кто-то стоит повыше, готовясь перенять эстафету первой линии обороны. Некоторые стоят наверху, на ступеньках трёх подходов к воротам Цитадели, в основном, вооружившись пращами, готовясь тотчас отправить на неприятеля град камней. Даже повара стоят, вооружившись тем, что попало под руку: ножами, тесаками, палками, половниками, и всем, что ещё смогли найти. На каждом подходе даже стоит по паре человек, что вдвоём держат здоровый котёл, собираясь обратить на противника всю мощь этого металла и его горячего и тягучего содержимого. Желая защитить дом, каждый из защитников стал похож на могучего, сильного и решительного богатыря.
Пустыня. Пустыня, тем временем, успокоилась. Ветер уже не такой сильный, даже песчаных волчков почти не видно. Песок, не подогреваемый горячим солнцем, начал потихоньку остывать. Всё море волн-дюн застыло не только в этом моменте, но и словно в предвкушении дальнейших событий.
Противник. Совсем рядом с Древней Цитаделью, всего лишь в незаметной сотне метров, остановились враги, что одержимы лишь одним – движением вперёд. Ужасные, тёмные, лишь отдалённо похожие на людей, существа выстроились в готовности пойти на штурм. Они уже ничего не помнят. Их непостижимые человеческому разуму силуэты переливчаты настолько, что, даже застыв в этом моменте, их нельзя чётко различить. Не ясно, боли бы они в печали, или гневе, или в каком-либо ином чувстве, в них читается лишь одно желание.