- Клиент возмущался после этого?
- Нет-нет. Они были абсолютно добродушны, так сказать, понимающие. Вообще наши мужчины, именно этот контингент не очень имущий, им совершенно было наплевать на стрижку как таковую. Стрижка в Советском Союзе - это что-то омерзительное. Женская, ещё более-менее. Потому что всё-таки женщина и красота, женщина и уход за собой - это вещи сопряжённые. Но мужчины, которые должны были быть чуть менее страшными, чем обезьяна и такими же вонючими, в лучшем случае политыми дешевыми одеколонами, такими, как "Шипр", "В полёт" и "Тройной"...
- А инструмент?
- Были, конечно, советские ножницы за два рубля пятьдесят копеек с пластиковыми зелёными кольцами, но они стригли всё, что угодно, только не волосы. Заламывали, закусывали прядь, но не перестригали, не отстригали. Хороший инструмент надо было покупать, и он очень дорого стоил. Знаменитая фирма "Золинген" выпускала блестящие ножницы, но они тогда стоили сто двадцать рублей, притом, что зарплата парикмахера была восемьдесят. Так ещё достать их нужно было, эти ножницы.
- Придержать, - подсказал я.
- Да-да-да, - засияла Таня. - Впоследствии став уже женским мастером, когда только начала зарабатывать себе клиентуру, у меня появились женщины, очень редко, но выезжавшие за рубеж. Я им записывала, что бы мне хотелось, и они привозили. Фирма "Золинген", марка ножниц "Тондео". Расческу обрисовывала на бумаге, какую привезти. Всё оттуда.
- А что кроме ножниц и расчески?
- Фены, конечно. Фен - это предмет особого шика. Потому что были гэдээровские фены чудовищные. Такие, как трубы, их неудобно было держать в руке. А шиком считался фен "пистолетом". Ручка пистолетиком. Особенно, если в нём много ватт, мощный. А ещё когда есть холодный наддув. Клавиша холодного наддува, моментального, - это всё! Сразу все только у тебя хотят стричься. Ну, как же, такой инструмент у неё! Это очень тогда котировалось. Но это всё началось, когда я перешла в женский зал. А до этого я три года отработала мужским мастером.
- После курсов ты где работала? - задала Полина вопрос по существу.
- На практику пошла, на Остоженку.
- Практика обязательно? - дополнил вопрос я.
- Обязательно. Это входило в семь месяцев. То есть пять с половиной месяцев я была на курсах на Никитской, где ловила для практики людей на улице. За это время я, наверное, человек десять подстригла. А потом, после пяти с половиной месяцев, посылали на официальную практику в парикмахерскую города. Сначала на подхвате, ну и постепенно тебе давали кого-то подстричь. Ребёнка, который не очень будет возмущаться, если что-то лишнее отхватишь, или пенсионера, пришедшего побриться. Тогда же в парикмахерских была такая услуга, - бритьё. Не было еще борьбы со СПИДом. Брили. Ломали половинку лезвия "Балтика", вставляли в специальный станочек, который напоминал опасную бритву и - брили. Очень любили бриться представители кавказских республик. С рынков приходили бриться. У них щетина мощная была, нужно было долго распаривать. В общем, набивала руку.
- Как распаривать? - искры ревности заблестели в моих глазах, - полотенцем?
- Да-да, берёшь салфетку, окунаешь её в кипяток, валандаешь там, быстро отжимаешь и быстро накладываешь на лицо. И так несколько раз, чтобы распарить кожу.
- А какой пеной пользовались для бритья? - спросила Полина.
- Если не ошибаюсь, был мыльный порошок или сухое мыло. Я сейчас не очень хорошо помню. Горячей водой заливаешь, взбиваешь. Обязательно помазок. Нужно было купить помазок. Должен быть свой. Взбиваешь пену, намазываешь щёку, одну сторону. Обушком бритвы, то есть с обратной, не острой стороны, от виска немножко снимаешь пену, чтобы не залезть на линию виска. Потому что висок уже к стрижке относится. И вниз аккуратненько, такими подкашивающими движениями делаешь. Это своя техника. Нас учили на курсах брить шарики. Серьёзно. Мы покупали воздушные шарики, надували их, потому что нас учили брить не только лицо, но и голову. Мы залепляли бритву пластырем, шарик мазали пеной и брили. Если кто-то наблюдал за всем этим со стороны, было любопытное зрелище.
Незаметно за разговорами мы дошли до нашего дома. Этот факт разочаровал, похоже, всех. Но обязанности суетной жизни заставляли прощаться с Таней.
- Было очень интересно, - поблагодарил я Гордееву и поинтересовался. - Как здоровье Ерофея Владимировича? Передайте ему от меня привет.
- Пока слаб. Обязательно передам, - отпирая ключом дверь, выразила признательность Татьяна.
- Передайте наказ выздоравливать, - прибавил я, желая ещё хоть разок встретиться взглядами с красивой девушкой.
- Обязательно, - Гордеева сделала полупоклон и скрылась за дверью, из-за которой раздался запоздалый ликующий лай и повизгивание собачонки.
- Пошли, пошли, - стал толкать я дочку в спину, помогая ей подниматься вверх по лестнице.
Полечке, как и мне, домой идти не хотелось.
Не успел я переступить порог, как жена спросила:
- Хлеба купили? Нет? Сходи, купи.
Спускаясь по лестнице, на площадке первого этажа я снова столкнулся с Татьяной.
- В магазин хочу сходить, - смеясь, сказала Гордеева.
- Моя жизнь складывается так, что я постоянно вас встречаю. То по дворику вы гуляете, любезничая с Антоновым, то я вижу вас в бассейне, теперь вот в подъезде, - стал я вдруг неожиданно для себя распускать "павлиний хвост".
- Вам это неприятно? - насторожилась девушка.
- Как вам сказать? Конечно, приятно, но вместе с тем и волнительно. Отвык я за долгие годы супружеской жизни от подобного рода волнений.
- Вы сейчас разговариваете со мной так же, как Антонов, которому кто-то рассказал сплетню, что я работала проституткой, - не то, чтобы оскорбилась, но возмутилась Татьяна.
Я почувствовал, как от прилива крови задеревенели щеки, а уши стали горячими.
- Медякова, соседка со второго этажа, эту сплетню распространяет, - выдал я Зинаиду.
- И вы с легкостью в это поверили?
- Признаюсь, поверил, простите меня. Я низкий плохой человек и с радостью готов верить всякой мерзости.
Таня пристально посмотрела на меня, но ничего не ответила. Было в этом взгляде много для меня загадочного.
- Знаете, - забормотал я, пытаясь оправдаться, - сейчас поймал себя на одной мысли.
- Какой?
- Я подумал, что даже если бы вы и работали проституткой, то это бы меня от вас не отвратило.
- Я знаю. Порочные женщины привлекательны для мужчин, - обречённо промолвила Гордеева, выходя из подъезда.
- Не порочные, а красивые и роковые, - поправил я Таню, шагая за ней следом.
Выйдя во двор, мы пошли не только в одну сторону, но и рядом.
- А вы, Сергей Федорович, конечно же, какой-нибудь институт закончили? - первой прервала молчание моя спутница.
- Что значит "какой-нибудь институт"? Университет, - радостно похвастался я, - филологический факультет.
- Вы с самого рождения в этом доме живёте? - перескочила девушка на другую тему.
- Нет. Родился и первые четыре года я прожил на улице Большая Дорогомиловская, дом один. Угловой дом, считался генеральским. Там был прописан Будённый, ещё какие-то генералы, дядька мой родной там жил. Он был бригадным комиссаром механизированного корпуса.
- Где-где вы жили? - не поверила Таня.
- Честное слово. Улица Большая Дорогомиловская, дом один, квартира один. В двухкомнатной квартире. В одной двадцативосьмиметровой комнате жили я, Андрей, мой брат, папа, мама и бабушка, папина мама. Отец работал на первом МПЗ, Московском приборостроительном заводе. А мама - воспитателем в детском саду на Смоленской. Бабушка трудилась уборщицей и прачкой. А во второй комнате жила тётя, сестра отца, родившаяся без руки. Она работала в ЖЭКе, носила деловые бумаги из кабинета в кабинет.