- Что входило в этот инструмент?
- Ножницы филировочные, ножницы простые, щётка для укладки волос, дорогая, заграничная. Фен дорогой, пистолетиком, мощный, свой пеньюар, это такое, чем накрываешь, такая клеёнчатая штука. Потому что накрывали тогда простынями больничнообразными. Особое дело, конечно, расчёски. Немецкая фирма "Геркулес", очень хорошие. Они были антистатические. Очень хорошо прочёсывали любую толщину пряди и волосы брали. Волосы же слоями на голове растут.
- И куда ты пошла после женских курсов?
- Я вернулась в ту же парикмахерскую на Фрунзенскую, в Оболенский переулок, где проходила практику. Меня взяли дамским мастером. Там я наработала свою клиентуру, ко мне записывались, было очень лестно. А потом Эльвинг открыл кооператив в Плехановском институте. Он, не помню, или учился там, или уже его закончил. Короче, Эльвинг меня туда переманил. Потому что с дисциплиной у меня было неважно, и заведующая парикмахерской на Оболенском переулке, она меня шпыняла.
Прогулявшись по бульвару, мы с Таней вернулись во двор.
Когда мы уже подходили к подъезду, разговор наш неожиданно зашёл о живописи. Гордеева стала рассказывать о том, что с самого детства брала уроки рисования, делилась своими предпочтениями в среде живописцев. Делала это легко, без пафоса, без зазнайства. Я улыбался, слушая её голос, был счастлив так, как давно уже не был.
- Можно я, с вашего разрешения, покурю? - спросила Таня.
- Покури. Хочешь, погуляем ещё, а ты покуришь.
- Давайте, ещё походим немножко. Мне надо проветриться.
- Пойдём в дальний магазин, чего-нибудь сладкого тебе к чаю купим.
- Вообще-то я мало курю, но сегодня понервничала.
- Ты только представь, что я живу здесь с тех пор, как мне исполнилось четыре года, - восторженно заявил я, счастливый от того, что шагаю рядом с прекрасной девушкой. - Посмотри, все эти дома, что вокруг нас, строил завод. На одной нашей улице стояли аж две пятиэтажные школы, и они битком были забиты детьми, по сорок человек в каждом классе, и классов было много и учились в три смены. В моей красной школе места не хватало, первые три класса мы занимались в помещении учебных мастерских. И это не двадцатые-тридцатые, а семидесятые годы, в столице нашей Родины городе Москве. У нас тут было настоящее гетто, итальянский квартал. Все жили очень бедно, велосипедов практически ни у кого не было. Я об этом рассказываю своим коллегам по работе, они удивляются: "Серёжа, где ты жил?". И в каждом дворе столько детворы было, столько молодых, пожилых и старых людей, что ежедневно кого-то хоронили или играли свадьбу. Представь: сто детей в одном дворе. Двор с двором ходили стенка на стенку. Чуть позже, когда людей стало меньше, дрались улица на улицу. А вот, посмотри направо: этого длинного шестнадцатиэтажного дома не было. На его месте стояли в ряд жёлтенькие двухэтажные дома, в которых проживали офицеры с семьями. Тут, чуть поодаль, воинская часть располагалась. И вот, мимо этих жёлтеньких домиков, мимо окошек с ажурными занавесочками и неизменной геранью на подоконниках я каждое утро вместе с братом Андрюшей, он на год меня старше, маршировал к детскому саду, держась за указательный палец отца.
- Напишите об этом книгу, - предложила Таня.
- А ты, кроме как на парикмахера, нигде больше не училась? - резко сменил я тему, так как девушка затронула сокровенную мою мечту.
- Что значит, "нигде не училась"? Наоборот, где и чему я только не училась. Я и музыкант, и музыкальный теоретик. Правда, последнее образование у меня не законченное. Не "конченный" я, так сказать, музыковед. А друзья мои все художники и музыканты.
- Странно, всегда думал, что есть художники и есть музыканты. И это две разные, несовместимые сферы искусства. И человеческое сознание не способно совмещать...
- А у меня совмещает, - настояла Таня и озорно засмеялась, - а заодно и театральную, и литературную. Да-да, у меня даже публикации есть.
- Может быть, ты - член Союза писателей?
- Ну, какой я писатель. На самом деле, я больше художник. Хочу в МОСХ вступить, в секцию живописи или в монументалку. Туда даже лучше.
- А что это - "монументалка"?
- Монументально-декоративное искусство.
- То есть, ты с живописью на "ты"?
- Председатель секции живописи МОСХа считает, что - да.
- И живописные работы есть?
- Да, имеются.
- Покажешь? Приподнимешь завесу тайны?
- Я никакой тайны из этого не делаю. Приходите как-нибудь в гости. У меня их здесь на самом деле мало.
- Ты ими торгуешь или собираешь к выставке?
- В основном, сейчас пишу портреты на заказ.
- То есть ты пока ещё непризнанный талант? Можно так сказать?
- Наверное, да.
- На портреты живёшь?
- На портреты. В школе, где я детям преподаю живопись, платят мало. Дедуля помогает. Он один у меня остался. Трачу, можно сказать, его похоронные деньги.
- А отец как же? Дед по линии отца?
- Дед Тихон Макарович умер давно. Квартира осталась на Пятнадцатой Парковой. Надо обои наклеить и жильцам сдавать. А отец с новой семьёй эмигрировал во Францию, живёт в Марселе, ему не до меня.
- Тебе домой надо идти?
- Я, на самом деле, домой не очень спешу.
- Тогда давай ещё погуляем, надо же тебе весенним сладким воздухом подышать.
- Давайте. Мне на самом деле надо отдохнуть. Я с этими заказами...
- Кроме портретов, есть и заказы?
- Да, заказы всякие. То картинки, знаете, где-то подмалевываю. У заказчиков денег много, а со вкусом - беда. Выбрали не мои эскизы, а другие. Это рекламное агентство, которое является посредником между мной и заказчиком. Они сказали, чтобы моя работа не пропадала, они из неё сделают афишку для другой фирмы. Пообещали и пропали. А я работала, спала по два, по три часа в сутки. Недели две с эскизами, и всё - коту под хвост. Пообещали заплатить и пропали. Ну, думаю, - молодцы. Вчера позвонили на телефон Ерофея Владимировича, я им его оставила, сообщили: "Директор вернётся из командировки, заплатим". Другая халтура была, матрёшки разрисовывала. Двое ребят организовали студию портретных матрёшек. Делают их по фотографиям, и в зависимости от количества членов семьи выходит количество матрёшек. Тоже засела в прошлое воскресенье за этот заказ. Я, конечно, раньше засела, но в красках делать начала в воскресенье. Сидела долго, сляпала. Заказчица должна была это дело забрать и не забрала. И - всё! Ребята молчат, больше заказов не дают. Может, с меня ещё денег ждут. Они болванки предоставляют, краски мои. А материалы ведь тоже денег стоят. Художником сейчас быть дорого. Если они мне ещё за болванки счет выставят - вообще будут молодцы. А болванка - пятиместка. Вместо того, чтобы полезными делами заниматься, я на этих матрёшек идиотских воскресенье угробила.
- Тебе нельзя распыляться, ты и туда и сюда.
К этому моменту, обогнув двор, мы опять подходили к подъезду. Озадаченный её жалобами, - на вид Гордеева не выглядела ни уставшей, ни в чём-то нуждающейся, - я всё же решил предложить ей свою помощь. Пообещал Тане найти клиентуру на платные портреты. Записал её телефон, а точнее, телефон Ерофея Владимировича, стал диктовать свой, и тут вдруг, словно из-под земли, радом с нами появилась жена.
- Так я и знала, кобель паршивый, что ты с этой... - закричала Галина и залепила мне оплеуху.