индийским коноплем и, когда они забесновались, я бежал от них и благополучно
добрался до Кутаиса, где жил некоторое время у турецких братьев-христиан...
О послушании моем в яслях и купелях скопческих в Константинополе и Смирне, в
садах тамошних святых тебе, милый, выведывать рано, да и не вместишь ты
ангельского воображения...
Саровский медведь питается медом из Дамаска.
❖ ❖❖
Труды мои на русских путях, жизнь на земле, тюрьма, встреча с городом, с его
бумажными и каменными людьми выражены мною в моих песнях, где каждое слово
оправдано опытом, где всё пронизано рублёвским певческим заветом, смысловой
графьей, просквозило ас-сис<т>ом любви и усыновления.
Из всех земных явлений я больше люблю огонь. Любимые мои поэты Роман
Сладкопевец, Верлен и царь Давид; самая желанная птица — жаворонок, время года —
листопад, цвет — нежно-синий, камень — сапфир, василек — цветок мой, флейта —
моя музыка.
<1919>
ГАГАРЬЯ СУДЬБИНА
Я родился, то шибко кричал, а чтоб до попа не помер, так бабушка Соломонида
окрестила меня в хлебной квашонке.
А маменька-родитель родила меня, сама не помнила когда. Говорила, что «рожая
тебя такой холод забрал, как о Крещении на проруби; не помню, как тебя родила».
А пестовала меня бабка Фёкла - Божья угодница - как ее звали. Я без мала с двух
годов помню себя.
Грамоте меня выучила по Часовнику мамушка. Посадила меня на лежанку и дала в
руку творожный колоб, и говорит: «Читай, дитятко, Часовник и ешь колоб и, покуль
колоба не съешь, с лежанки не выходи». Я еще букв не знал, читать не умел, а так
смотрю в Часовник и пою молитвы, которые знал по памяти, и перелистываю
Часовник, как будто бы и читаю. А мамушка-покойница придет и ну-ка меня хвалить:
«Вот, говорит, у меня хороший ребенок-то растет, будет как Иоанн Златоуст».
На тринадцатом году, как хорошо помню, было мне видение. Когда уже рожь была в
колосу и васильки в цвету, сидел я над оврагом, на сугоре, такой крутой сугор; позади
меня сосна, а впереди верст на пять видать наполисто...
На небе не было ни одной тучки — всё ровно-синее небо... И вдруг вдали, немного
повыше той черты, где небо с землей сходится, появилось блестящее, величиной с
куриное яйцо, пятно. Пятно двигалось к зениту и так поднялось сажен на 5 напрямки и
потом со страшной быстротой понеслось прямо на меня, всё увеличиваясь и
увеличиваясь... И уже, когда совсем было близко, на расстоянии версты от меня, я стал
различать всё возрастающий звук, как бы гул. Я сидел под сосною, вскочил на ноги, но
22
не мог ни бежать, ни кричать... И это блиставшее ослепительным светом пятно как бы
проглотило меня, и я стоял в этом ослепительной блеске, не чувствуя, где я стою,
потому что вокруг меня как бы ничего не было и не было самого себя.
Сколько времени это продолжалось - я не могу рассказать, как стало всё по-старому
— я тоже не могу рассказать.
А когда мне было лет 18, я черпал на озере воду из проруби, стоя на коленях... Когда
начерпал ушат, поднял голову по направлению к пригорку, на который я должен был
подняться с салазками и ушатом воды, я ясно увидел на пригорке среди нежно-синего
сияния снега существо, как бы следящее за мною невыразимо прекрасными очами.
Существо было в три или четыре раза выше человеческого роста, одетое как бы в
кристалловидные лепестки огромного цветка, с окруженной кристаллическим дымом
головой.
А так у меня были дивные сны. Когда умерла мамушка, то в день ее похорон я
приехал с погоста, изнемогший от слез. Меня раздели и повалили на пол, близ печки,
на соломенную постель. И я спал два дня, а на третий день проснулся, часов около 2
дня, с таким криком, как будто вновь родился. В снах мне явилась мамушка и показала
весь путь, какой человек проходит с минуты смерти в вечный мир. Но рассказать про
виденное не могу, не сумею, только ношу в своем сердце. Что-то слабо похоже на
пережитое в этих снах брезжит в моем «Поддонном псалме», в его некоторых строчках.
❖ ❖ ❖
А в Соловках я жил по два раза. В самой обители жил больше года без паспорта,
только по имени — это в первый раз; а во второй раз жил на Секирной горе. Гора без
мала 80 саж<еней> над морем. На горном же темени церковка каменная и кельи.
Строителем был при мне о<тец> Феодор, я же был за старцем Зосимой.
Долго жил в избушке у озера, питался чем Бог послал: черникой, рыжиками; в