Говаривал мой покойный тятенька, что его отец, а мой дед, медвежьей пляской сыт
был. Водил он медведя по ярманкам, на сопели играл, а косматый умняк под сопель
шином ходил. Подручным деду был Федор Журавль — мужик, почитай, сажень
ростом: тот в барабан бил и журавля представлял. Ярманки в Белозерске, в
Кириловской стороне, до двухсот целковых деду за год приносили.
Так мой дед Тимофей и жил. Дочерей, а моих теток, за хороших мужиков замуж
выдал. Сам жил не на квасу да редьке: по престольным праздникам кафтан из
ирбитского сукна носил, с плисовым воротником, кушак по кафтану бухарский, а
рубаху носил тонкую, с бисерной накладкой по вороту.
Разоренье и смерть дедова от указа пришла. Вышел указ: медведей-плясунов в
уездное управление для казни доставить... Долго еще висела шкура кормильца на стене
в дедовой повалуше, пока время не стерло ее в прах.
Но сопель медвежья жива, жалкует она в моих песнях, рассыпается золотой зернью,
аукает в сердце моем, в моих снах и созвучиях...
Я — мужик, но особой породы: кость у меня тонкая, кожа белая и волос мягкий.
Ростом я два аршина и восемь вершков, в грудях двадцать четыре, а в головной обойме
пятнадцать с половиной. Голос у меня чистый и слово мерное, без слюны и без лая,
глазами же я зорок и сиз: нерпячий глаз у меня, неузнанный. Не пьяница я и не табакур,
но к сиропному пристрастен: к тверскому прянику, к изюму синему в цеженом меду, к
суслу, к слоеному пирогу с куманичным вареньем, к постному сахару и ко всякому
леденцу.
В обиходе я тих и опрятен. Горница у меня завсегда, как серебряная гривна, сияет и
лоснится. Лавка дресвяным песком да берёстой натерта — моржовому зубу белей не
быти...
Жизнь моя - тропа Батыева: от студеного Коневца (головы коня) до порфирного
быка Сивы пролегла она. Много на ней слез и тайн запечатленных. Труды мои на
русских путях, жизнь на земле, тюрьма, встреча с городом, с его бумажными и
каменными людями. революция - выражены мною в моих книгах, где каждое слово
оправдано опытом, где всё пронизано рублёвским певческим заветом, смысловой
графьей, просквозило ассис<т>ом любви и усыновления.
32
Из всех земных явлений я больше люблю огонь. Любимые мои поэты — Роман
Сладкопевец, Верлен и царь Давид. Самая желанная птица — жаворонок, время года —
листопад, цвет — нежно-синий, камень — сапфир. Василек — цветок мой, флейта —
моя музыка.
<АВТОБИОГРАФИЯ>
Родился 1887 г.
Родом я крестьянин с северного Поморья. Отцы мои за древлее православие в книге
«Виноград Российский» навеки поминаются. Знаю Русь - от Карелы и Пинеги до
сапфирных гор китайского Беловодья. Много на своем веку плакал и людей жалел. За
книги свои молю ненавидящих меня не судить, а простить. Почитаю стихи мои только
за сор мысленный — не в них суть моя... Тоскую я в городе, вот уже целых три года, по
заячьим тропам, по голубым вербам, по маминой чудотворной прялке.
Учился - в избе по огненным письмам Аввакума-протопопа, по Роману
Сладкопевцу - лета 1440-го.
Н. Клюев.
1930?
В Главискусство поэта Клюева Николая Алексеевига
БИОГРАФИЯ
Родился 1887 г. от родителей крестьян — Алексея Тимофеевича и Парасковьи
Димитриевны Клюевых Олонецкой губ<ернии>. Грамоте и песенному складу научен
своей матерью. Двадцать пять лет в литературе.
Имею 18 сборников стихотворений, переведен на языки: немецкий, английский,
японский, итальянский, финский, сербско-хорватский, украинский. Положен на музыку
как иностранными, так и русскими композиторами, жизнь моя на земле, солдатчина,
царская тюрьма рассказаны моими стихами. В настоящее время тяжело болен. Исход
моей болезни - сумасшествие и смерть. Усердно прошу Главискусство о помощи —
назначении мне персональной пенсии.
Николай Клюев.
27 февраля 1930 г.
Адрес: Ленинград, ул. Герцена, дом № 45, кв. 8.
33
34
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
РАЗДЕЛ II
Записи разных лет: о себе и времени, классиках и современниках
♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦♦
35
36
1
ГОЛУБАЯ СУББОТА
избы есть корни; она как кондовая сосна: хвоя на ней ржаная, а шишки золотом