Дает здесь о себе знать и особый «клюевский», так сказать, «ис-толковательный»
стиль — когда автор принимается разъяснять обладающему своими самобытными
понятиями «народу» незнакомые будто бы ему «культурные» слова, например, понятие
«поэт»: «От старины выискивались люди с душевным ухом: слышат такие люди, как
пырей растет, как зерно житное в земле лопается, норовит к солнцу из родимой
келейки пробиться <...> ныне же тех людей величают поэтами» («Медвежья цифирь»).
Вытегорский период жизни Клюева был пиком в его публицистике. После
исключения из партии (1920), а затем статьи о нем Л.Троцкого в «Правде» (сентябрь
1922), завершавшейся словами: «Духовная замкнутость и эстетическая самобытность
деревни <...> явно на ущербе. На ущербе как будто и сам Клюев»2, как публицист поэт
уже не выступает, поскольку для прославления революции в этом жанре, как и в
поэзии, у него уже не стало прежней убежденности и запала.
Более всего как прозаик Клюев проявил себя в эпистолярном жанре, ибо письма
поэта - «его дневник, его философия, этика и эстетика, его исповедь»3.
1 Пономарева Е. Проза Николая Клюева 20-х годов. С. 23, 125.
13
2 Троцкий Л. Литература и революция. М., 1991. С. 62.
3 Базанов В. Г. С родного берега. О поэзии Николая Клюева. Л., 1990.
С. 47.
В первых же письмах литераторам он заявляет о себе как о поэте, стремящемся
путем личного знакомства с ними заручиться поддержкой для опубликования своих
опытов: «Я, крестьянин Николай Клюев, обращаюсь к Вам с просьбой — прочесть мои
стихотворения и, если они годны для печати, то потрудитесь поместить их в какой-либо
журнал», — с такой просьбой он начинает в 1907 году длительную переписку с А.
Блоком. С тем же обращается он и к другим адресатам - к Л. Д. Семенову (15 июня
1907 г.), В. Брюсову (около 30 ноября 1911 г.). В свою очередь затем и сам, имея уже
литературное влияние, он не забывал оказывать содействие таким же начинающим
поэтам: «Пришли мне новые свои песни, я постараюсь их поместить в журнал
Миролюбова», — писал, к примеру, поэт 22 декабря 1913 года А. Ширяевцу.
Уже на раннем этапе вхождения в литературу его переписка с ее представителями, а
также с другими деятелями искусства, не ограничивается только прагматическими
целями. В значительной степени она диктовалась потребностями общения поэта на
высоком духовно-интеллектуальном и сердечном уровне, о чем он сам признавался Е.
М. Добролюбовой по поводу своей переписки с Л. Д. Семеновым: «Очень тяжело не
делиться с Леонидом Дмитриевичем написанным. Если бы Вы знали мои чувства к
нему — каждое его слово меня окрыляет — мне становится легче...» (сентябрь —
конец, октябрь — начало 1907 г.).
Через всю переписку проходит тема поисков и обретения (а также потери)
родственной души в чужом и враждебном мире. Коснемся кратко лишь тех пластов
писем, в которых сказалась особенная острота и напряженность текущего момента
жизни поэта, глубина в осмыслении им истории России и ее судьбы в настоящее время.
Первая по времени и значимости стала переписка с А. Блоком, оказавшая, кстати,
определенное влияние и на адресата. О Клюеве как поэте Блок упоминает в текстах,
предназначавшихся к публичному обнародованию, всего лишь несколько раз и то
мимоходом в 1907 году. Но зато на протяжении более чем десятилетнего общения
Клюев являлся для него выразителем той «истинной» жизни, проникнуть в которую он
стремился. Многочисленные упоминания Клюева Блоком в своих дневниках, записных
книжках и письмах к родным и знакомым (а также в разговоре с ними)
свидетельствуют о его отношении к «олонецкому крестьянину» как к некоему нрав-
ственному символу, представителю загадочной народной веры. Он считает нужным,
судя по ответным письмам Клюева (письма Блока не сохранились), даже
исповедоваться перед ним, выступая в известной с XIX века роли «кающегося
дворянина». Блока приводят в смятение проскальзывающие иногда в письмах адресата
нотки обличения с призывом порвать со своим предосудительным, «барским» образом
жизни. «Письмо Клюева окончательно открыло глаза»1, — пишет он матери, а через
год в письме к ней снова: «Всего важнее для меня — то, что Клюев написал мне
длинное письмо о "Земле в снегу", где упрекает меня в интеллигентской порнографии.
<...> Другому бы я не поверил так, как ему»2.
Обращенные Клюевым к Блоку слова в письме от 22 января 1910 года: «Понимаю,