Сборник всех текстов
Словесный портрет. Набоков
Аудитория пела тишину, Набоков как лев, осторожно и величественно, с книгой в руках, вспотевший, усталый, гордый. Студенты, где мило писали, где перешёптывались друг с другом, где безмятежно спали. В окно бился огромный шмель настойчиво и отчаянно. Набоков подошёл к одной из студенток и обратился парой фраз:- Назовите пять отличий поэзии Лермонтова от поэзии Пушкина.- Сухость, вялость, безмятежность, своеволие, скупость.- Отлично. Широков, можете продолжить? Ещё пять.- Смелость, обширность, характерность, размашистость, наивность.- Великолепно. Вот мы обрисовали поэзию Михаила Юрьевича Лермонтова. Великий поэт, обширный, здесь это уже говорили. Но каков Пушкин - громадина, скала, глыба, титан. Поэзия Пушкина - необитаемый остров, куда не ступала человечья нога: райские птицы, дивные животные, то да сё. Пушкин - камень краеугольный русской поэзии, великая загадка её. Широков поднял руку.- Да, Широков...- Один вопрос...- Да, разумеется...- Что было бы, если бы не было Пушкина у России? Как Вы думаете, Владимир Владимирович? Набоков прикусил губу, подбоченился, развернулся к окну и пошёл ловить шмеля.- Ничего не было бы - по пути тихо ответил он - Мрак, отчаяние, толкание друг друга в бок, безлавровость. Пушкин - это всё, без него Россия - вдова в траурной шляпе с огромными полями. Видите этого шмеля? Он тоже поэт, он тоже вечно что-то бормочет себе под нос.- Хороший пример, Владимир Владимирович - кто-то из слушающих лекцию.- Вообще, Пушкин - есть такой типаж ухарства и вседозволенности, что в те времена это казалось вызовом обществу. Вспомним фривольные стихи Александра Сергеевича, которые он писал на протяжении всей жизни. Не выезжая за границу, он, тем не менее, геополитичен, высок в международном слоге, масштабен.- Он велик. - опять Широков.- Да, он велик, как это звучит не прискорбно. Слава - вещь плачевная для человека. Сколько она отнимает сил, сколько терпения. Слава - это огромная ноша. Набоков ходил не спеша от стола к трибуне, что-то запел себе под нос. Он радовался жизни, тема текла в удовольствие, и Набоков испытывал духовный трепет как истинный ценитель творчества Пушкина. Пятьдесят пять - макушка жизни, отчего не радоваться, и не чувствовать себя цыганским бароном. Жизнь - прелестнейшее дитя всех богов.- Пушкин тонок как лезвие клинка, забыл, какой стали. Он широк, как река Волга и вечен, как египетская мумия какого-нибудь Тутанхамона. Пушкин высок, словно медоносная трава, обширен, как Везувий и краток, между тем, как выстрел. Читая Пушкина, забываешь обо всём на свете, время становится вязким как мёд. Вам известен академический Пушкин, мне он известен как житель сегодняшнего времени, он мой современник, ему сто с лишним лет, а он жив и здравствует и в полной памяти. Могу вас познакомить, мы часто разговариваем по вечерам. Аудитория хохотала. Все были довольны таким экспромтом преподавателя. Набокова вообще любили. Его уважали за поэтичность преподавания, за яркость речей и высокий дух всего, о чём говорилось им.
Словесный портрет. Гуддини
Гуддини зашёл в ресторан и заказал индейку с овощным рагу. Такая еда нравилась знаменитому иллюзионисту. Ел не спеша, со вкусом. Вспомнил Готтлиба. Его вызывающие картины. Гуддини и сам находился на грани вызова, неоднократно создавая черту условных единиц. Номера его всегда были предельно сложны. В Тусоне Гуддини едва не облажался, спас опыт. В Джексоне небольшая заминка едва ли не стоила срыва номера. "Надо ограничивать себя в еде", - думал тогда Гуддини, и теперь, кушая индейку, он прокручивал в уме весь номер, который будет дан здесь, в LittleRock. Всё будет абсолютно новым, сверх напряжённым, будет тайна. Номер насыщен экстравагантностью и высоким вкусом. Настал вечер. Закат катился своим чередом, окрасив пунцовыми чернилами четверть небосвода. дул лёгкий ветер. Гуддини стоял посреди зала, и возбуждённая толпа громко его приветствовала. Зрители стоя хлопали этому великому человеку. Аплодисменты постепенно стихли, и начался номер. В огромный куб с водой Гуддини скользнул с застёгнутыми сзади спины наручниками. Публика охала. Атмосфера в зале была настолько напряжённой, что, казалось, сейчас начнёт лопаться хрусталь на пяти люстрах на потолке. В воздухе пахло ромашкой. Солнце било лучами в куб и некоторое свечение шло на публику, отчего некоторые надели солнцезащитные очки. Гуддини лежал на дне куба. Время неумолимо шло. Его неподвижное тело казалось мёртвым, и некоторые зрители с сумасшедшим искажением красоты открыли от немого ужаса рты. Номер явно удался. Минуты, будто повисли, ожидание продолжения действа буквально захватило всех и каждого, люди жаждали эффектного финала. И он случился. Наручники пали на дно, и освобождённый Гуддини всплыл как человек - амфибия, и, когда всплыл, отряхнулся, живо произнеся: "Welcome!" Зал был в восторге, рукоплескали все до единого. Два часа спустя великий иллюзионист снова посетил свой любимый ресторанчик "Пауль" , где заказал касадилью с кукурузой и шпинатом...