Как всегда, именно это почти сразу сказал общему собранию Холиншед:
– Добрый вечер всем. Per aspera ad astra.
Он явился на сцену из сумрака кулис, и, когда прожектор осветил его лицо, все мы замолчали.
– Начало еще одного года. Присутствующим здесь первокурсникам просто скажу: добро пожаловать, мы рады, что вы с нами. Студентам второго, третьего и четвертого курсов – с возвращением; и поздравляю. – Холиншед выглядел странно: высокий, но сутулый, тихий, но энергичный. У него были большой нос крючком, клочковатые медные волосы и маленькие прямоугольные очки, такие толстые, что глаза увеличивались втрое. – Если сегодня вечером вы сидите в этом зале, – сказал он, – значит, вас приняли в почтенную семью Деллакера. Здесь вы обретете множество друзей и, возможно, нескольких врагов. Пусть перспектива последнего вас не пугает – если за всю жизнь у вас не появилось врагов, значит, вы жили слишком осторожно. А именно против этого я и хочу вас предостеречь.
Он помолчал, пару секунд пожевав слова.
– Что-то его понесло, – пробормотал Александр.
– Ну, ему приходится по крайней мере раз в четыре года повторять одни и те же речи, – прошептал я. – Я бы его не винил.
– В Деллакере я призываю вас жить смело, – продолжал Холиншед. – Творить, ошибаться и ни о чем не жалеть. Вы оказались в Деллакере, потому что ценили что-то выше денег, выше общепринятых порядков, выше образования, которое можно измерить в цифрах. Я, ни секунды не сомневаясь, говорю вам, что вы незаурядны. Однако, – его лицо помрачнело, – наши ожидания выстроены с учетом вашего огромного потенциала. Мы ожидаем, что вы будете преданными делу. Целеустремленными. Ожидаем, что вы нас потрясете. И мы не любим, когда нас разочаровывают.
Эти слова прогремели на весь зал и повисли в воздухе, как пахучее испарение, невидимое, но явственно ощутимое. Холиншед слишком долго не нарушал непривычную тишину, потом резко отодвинулся от кафедры и произнес:
– Некоторые из вас присоединились к нам в конце эпохи, и, когда вы выпуститесь, вы шагнете не только в новое десятилетие и новый век, но и в новое тысячелетие. Мы собираемся приложить все усилия, чтобы подготовить вас к этому. Будущее обширно, неистово и исполнено обещания, но еще оно ненадежно. Хватайтесь за любую возможность, которая вам подвернется, и держитесь крепче, чтобы ее не унесло обратно в море.
Взгляд его безошибочно остановился на нас, лицедеях четвертого курса.
– Приливы есть в людских делах – когда / Вода высо́ко, это путь к удаче, – сказал он. – В такое море вышли мы сейчас, / И надо нам ловить теченье, или / Впустую все[15]. Дамы и господа, никогда не упускайте момент.
Холиншед мечтательно улыбнулся, потом взглянул на часы.
– И к вопросу об упущенном: наверху стоит огромный торт, который нужно поглотить. Доброго вечера.
И он покинул сцену, прежде чем зал собрался зааплодировать.
Сцена 8
Прошла неделя, прежде чем случилось еще хоть что-нибудь интересное. После занятия у Фредерика (во время которого все обсуждали тонкую грань между гомосоциальностью и гомоэротизмом в печально известной «сцене в шатре» и балансировали между весельем и смущением), мы вместе спускались по лестнице, жалуясь на голод. В кафетерии – некогда служившем парадной столовой семейства Деллакеров – в полдень было полно народу, но наш всегдашний столик оказался свободен и ждал нас.
– Подыхаю как жрать хочу, – объявил Александр, набрасываясь на свою тарелку, хотя мы еще рассесться не успели. – Мне от этого поганого чая в таких количествах нехорошо.
– Может, если бы ты завтракал, все бы обошлось, – сказала Филиппа, с отвращением следя за тем, как он набивает рот картофельным пюре.
Ричард пришел с опозданием, в руке у него был уже распечатанный конверт.
– Почта пришла, – сказал он и сел к столу с краю, между Мередит и Рен.
– Нам всем? – спросил я.
– Полагаю, да, – ответил он, не поднимая глаз.
– Я схожу, – сказал я, и пара человек, когда я встал, пробурчала себе под нос «спасибо».
Почтовые ящики стояли в конце кафетерия, и я сперва отыскал на стене, составленной из маленьких деревянных ячеек, свое имя. Филиппа была ближе всех ко мне, потом шел Джеймс, а остальные растянулись далеко во все концы алфавита. Во всех ячейках лежали одинаковые прямоугольные конверты, на которых мелким изящным почерком Фредерика были написаны наши имена. Я отнес их к столу и раздал.