Я берусь за ручку. Она движется. Появляется здание. Вот оно появилось. Мне больше нечего сказать.
Для меня язык черчения очень показателен: всего несколько линий – и сразу видно, архитектор человек или нет.
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ДЛЯ ДУШИ ЧТО-НИБУДЬ БОЛЕЕ ПРИЯТНОЕ, ЧЕМ ЧИСТЫЙ ЛИСТ БУМАГИ? КРОПОТЛИВОЕ СРАВНЕНИЕ И ВЫБОР ИЗ ВСЕХ ВОЗМОЖНЫХ ТЕКСТУР, ЦВЕТОВ И БУМАГИ?
Я ЛЮБЛЮ БУМАГУ. ДОБРАЯ КИПА БУМАГИИ КАРАНДАШ – КАКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ!
Я предпочитаю рисование разговорам: оно быстрее и оставляет меньше места для лжи.
Я заметил, что компьютер порой приводит к принятию довольно примитивных решений. Теперь кто угодно может спроектировать жалкие аляповатые здания.
Я СЧИТАЮ, ЧТО РИСУНОК – ЭТО РИСУНОК, А ЗДАНИЕ – ЭТО ЗДАНИЕ. КОГДА Я РИСУЮ, ТО СТАРАЮСЬ ПРЕДСТАВИТЬ ОБРАЗ ЗДАНИЯ. ОДНАКО РИСУНОК – ЭТО ЛИШЬ ИЗОБРАЖЕНИЕ НА БУМАГЕ, СДЕЛАННОЕ С ПОМОЩЬЮ АКВАРЕЛИ, ЦВЕТНЫХ ИЛИ ПРОСТЫХ КАРАНДАШЕЙ, И ОН НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗДАНИЕМ.
Архитекторы делают чертежи, по которым другие люди строят. Я просто делаю чертежи, и если кто-то хочет построить по ним здания, – что ж, это их дело.
Я говорю своим ученикам: вы должны вкладывать в работу три вещи. Первая – это усердие, вторая – любовь, а третья – страдание.
Занимаясь проектом, я нахожусь в тревоге. И это хорошо, ведь тревога может быть методом. Сначала вы впадаете в это состояние, потом, работая, побеждаете его, а в конце ищете пути избавления от своих сомнений.
В течение долгого времени Фридрих Ахляйтнер [1] раздумывал, кем стать: поэтом или архитектором? – а затем обрил голову, надел соломенную шляпу и заявил, что он поэт. И добавил, что должен выбрать одно из двух: архитектура или литература. Я сказал ему: «Вы могли бы заниматься архитектурой и литературой одновременно». Несколько лет спустя он принял именно такое решение.
Изучив изобразительное искусство, а затем и архитектуру, я никогда не думала о своей «чистой» роли профессионального архитектора или художницы. Я нашла что-то вроде золотой середины, «загрязненной» со всех сторон.
Многие архитекторы в действительности не разбираются в конструкции собственных моделей, так же как большинство людей не разбирается в собственных стереотипах. Мы находим это чрезвычайно интересным: архитектура вдруг оказывается очень близка к психологии.
Мне всегда казалось, что самое главное – найти способ выйти за рамки эстетического сознания, которые меня тяготят.
Красота – результат прекрасной формы и соответствия целого частям, частей между собой и также частей целому, ведь здания, подобно красивому человеческому телу, не должны иметь ничего лишнего, все в них должно быть пропорционально и уместно.
Я не проектирую изящные здания – я их не люблю. Мне нравится архитектура, в которой есть что-то грубое, жизненное, земное. Не нужно делать бетон идеально гладким, красить или полировать его. Если учесть игру света до того, как здание будет построено, можно добиться изменения цвета и внешнего вида бетона с помощью одного только дневного света.
В ИСТИННОЙ АРХИТЕКТУРЕ ДАЖЕ МЕЛЬЧАЙШИЕ ДЕТАЛИ ДОЛЖНЫ ИМЕТЬ СВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ИЛИ СЛУЖИТЬ КАКОЙ-ЛИБО ЦЕЛИ.
Помните, что самые красивые вещи в мире одновременно и самые бесполезные, как, например, павлины или лилии.
Я не хочу обнажать архитектуру, я хочу обогатить ее, добавив к ней новые слои. В сущности, это похоже на готический собор, в котором орнамент образует единое целое со всей конструкцией.
1
Фридрих Ахляйнтер (род. 1930) – австрийский поэт, архитектурный критик и педагог.
2
Джон Рёскин – английский писатель, художник, теоретик искусства, литературный критик и поэт. Оказал большое влияние на развитие искусствознания и эстетики второй половины XIX – начала XX века.