- Я отвела, что куколке неприлично обсуждать это с торе, а он спросил, почему. Что дурного в таком простом вопросе. Все вещи рядом с ним теряли свою раздутую важность, ореол запретного или постыдного, и становились такими, какими они были.
И я рассказала, что летать - это терять связь с землей, проявить легкомысленность. А знатная куколка не может себе такого позволить. Поэтому мы подрезаем крылья после совершеннолетия, а с того момента, как они меняют детский цвет, прячем их: знак того, что мы покорно останемся на земле и наши мысли не замутнены легкомыслием.
Леди Уорш завела руку за спину и погладила спрятанные под тонкой тканью крылья. Сиара помедлила, затем тоже завела руку за спину и нащупала хитро завязанный узел. Дернула за свободный кончик девичьей ткани и та, распутавшись, с шуршанием стекла на пол, обнажив молочно-белые крылышки молодой куколки.
Сиара с вызовом посмотрела на Тару, но та словно и не заметила, что сделала племянница.
Мыслями она была там, в том душном, полном запахов цветов вечере.
- Оторе сказал, что раз часть из нас отмечена знаком богов и нам даны крылья, то странно, что мужчинам дозволено летать, а женщинам - нет. Что он точно знает, есть края, где нет таких запретов. Что полет - это свобода, а не легкомыслие, и жестоко лишать того, кто может летать, свободы. Сковывать его, сажать в невидимую клетку и убеждать в том, что так мы будем только счастливее, что так правильно.
А потом спросил, хотела бы я жить в таком краю, в полном солнце доме, забыв о тугих платьях, спеленатых крыльях и правильной последовательности поклонов при встрече. Выращивать орхидеи и летать по вечерам, - голос Тары прервался от волнения, и она кашлянула в кулак.
- Это было слишком для одного вечера - отдышавшись, продолжила леди Уорш. - Я попросила Оторе, чтобы мы вернулись обратно в гостиную. Мы станцевали еще несколько раз, а затем началась игра, и я постаралась сесть как можно дальше от него.
Я говорила себе, что разумная, желающая счастья своему роду куколка никогда в жизни не послушает того, что говорил Оторе. Что это странные и недозволенные речи.
Но на самом деле... на самом деле мне было обидно. Потому, что он спросил, хотела бы я - я - жить в краю, выращивать орхидеи и летать. Я одна, а не с ним вдвоем.
И, конечно же, Оторе был несвободен, и он спросил лишь то, что спросил.
Но когда я ворочалась ночью без сна, мне пришлось признать себе, что я мечтала о том, чтобы в его словах был подтекст.
Оторе и еще несколько торе остались до утра, в мужской половине дома. Утром я столкнулась с ним в гостиной, когда он и брат уже собирались уходить. Женщины в нашем доме обычно вставали не так рано, но мой сон все равно был испорчен... - Тара поднялась и прошла к противоположной стене, постучать еще по двум светильникам. В гостиной стало светлее, и Сиара увидела, что щеки ее тети горят от волнения, лихорадочным румянцем.
- Не знаю, зачем, но я сказала, что я не люблю орхидеи, но люблю розы. Брат, конечно, ничего не понял и потом выговорил мне за грубость. Но Оторе - Оторе знал, о чем я.
Он прислал мне розу тем же вечером. Разумеется, с вежливой запиской, что он крайне благодарен, что я была его партнером по танцам, и что он получил большое удовольствие. Все прилично и пристойно , как тому и следовало быть.
В следующий раз брат пригласил Оторе через пять дней, и за эти пять дней я вся извелась.
Он вошел - как обычно спокойный, как обычно чуть отрешенный от мира вокруг - и, поздоровавшись со всеми, сказал, что ему не хватало моего милого общества.
Конечно, это прозвучало не очень уместно и все смутились. После обеда я улучила минутку и сказала Оторе, что ему не следует говорить все, что приходит ему в голову. Потому, что он ставит меня в неловкое положение.
И знаешь что?
- Что? - эхом откликнулась Сиара.
- Он сказал, что если бы говорил все, что сейчас приходит ему в голову, то я бы ударила его.
Я засмеялась и ответила, что он перепутал меня с какой-то из куколок, может быть, со своей пустоголовой невестой.
- Ты так и сказала, тетя?! - пораженная, воскликнула Сиара, забыв о вежливом "Вы". Глаза Тары сияли.
- Так и сказала, - гордо подтвердила она. - И добавила, что мне не стыдно за свои слова, ну вот ни капли не стыдно. Потому что, как он правильно заметил, я мечтаю жить там, где не только можно забыть о правильной последовательности поклонов, но и можно не стесняться сказать в лицо то, что я думаю.
А потом в гостиную вошла сестра, и нас прервали. Я была уверена, что Оторе оскорблен грубостью и непристойностью моего поведения, но я была так зла на него. За то, что ничего не сделав, всего несколькими словами он напомнил мне о том, о чем всегда так больно было думать.