Нет, отца не интересовали такие психологические тонкости. И вот результат: сын встречается не в честном бою с равным противником, а лупит стариков и женщин.
Может быть, деточка слабенький, плюгавенький и потому оставил бокс? Нет, сам отец пишет в свидетельском показании: «Он рослый». Но добавляет: «правда, рассуждает как ребенок».
«Ребенок» Куршин в злополучный день выпил сначала с одним другом, потом с другим. По 150 граммов водки и по поллитра вина влил в себя каждый из них. И после этого дитяти зашагали — куда бы вы думали! — в лесотехнический институт на танцы.
Отец опять-таки не знает этих деталей. Как не ведает о том и мать шестнадцатилетнего Юрия Димова, заводского ученика-автоматчика, соседа по квартире Куршиных.
Димов вконец изолгался: «Ни я, ни Володька никого не ударяли. Я лично только держал одного мужчину, чтобы он больше на нас не лез, а что делал Куршин, я не знаю». Выходит, инвалид и его жена боксировали бравых ребят!
Надо отдать должное Куршину, он признает: ударил одного, потом другого.
На какие же деньги пили наши бравые мальчики? Оказывается, Куршин зарабатывает практикой на заводе полупроводниковых приборов. Как и его товарищи по школе. А отец не интересуется, сколько получает сын.
Говорят, лежачего не бьют. Мы пишем фельетон не для того, чтобы лишний раз ударить по Куршину и Димову. Нет, это урок папам и мамам, которые в рослых парнях видят несмышленышей,
Эстафета 4X100
…Стадион бушевал. Аплодисменты были так горячи, что раскалился воздух и, казалось, вот-вот сверкнет молния. Зрители кричали: «Леша, жми!», подбадривая резвого бегуна. Но и без того не слабели силы спортсмена, и он, гордо выпятив литую грудь, рвал ленточку на прямой…
Увы, нарисованная картина — вымысел. Вот что представляла собой явь.
…Стадион притих. По гаревой дорожке, спотыкаясь, бежал председатель совета общества «Спартак» Алексей Николин. Бедняга один принял на себя «эстафету четыре по сто», отдуваясь за товарищей. Силы спартаковца иссякали, от него валил пар, как от загнанной лошади. Посторонние недоумевали и даже сочувственно думали: «Эк, ведь как человека заездили, должно быть, все от общественных нагрузок». А он, между тем, поспешал потихонечку. Кто-то крикнул: «Леша, держись… на своих ногах!». И это было вовремя: иначе бегун растянулся бы во весь свой руководящий рост.
И все же Николин в тот день не достиг цели на беговой дорожке. Как позже рассказали его собутыльники своим друзьям (а те, в свою очередь, поведали своим, а эти еще другим), он, изрядно хлебнув, бежал за спор на поллитра. Одни говорили: «Слабо, не выйти пьяному на дорожку», а он свое: «Выйду!» — и вышел. Недаром говорится: пьяному море по колено.
Финиш был за стенами стадиона с звучным и трезвым названием «Медик». Николин высунулся из дверей спортивного сооружения и спросил прохожего:
— Ска-ка-жи, где я?
Ему ответили:
— На улице Волкова, недалеко от «Спар…».
— Точнее! — перебил он. — В ка-ком городе?! — и перегруженный «спиртсмен» свалился под забором…
Николин просит уточнения. Охотно пойдем ему навстречу: он пьянствует в республиканском центре. Притом, довольно часто.
А на какие, собственно, деньги? Ведь давно известно: чтобы петь — надо голос иметь, чтобы пить — надо иметь деньги.
Ему, конечно, лучше знать, откуда берет он на выпивку. Кроме того, что Николин — спортсмен (мы видели какой), он еще и тренер. Получает тренерские по городкам, хотя не отличит «пушку» от «письма». Впрочем, на пушку он берет здорово: так взял бухгалтера Кожевину, что та моментально выплатила ему незаконные деньги.
Три месяца Николин учился во Львове на курсах. Ему шла аккуратно зарплата. Но шла еще и «зряплата». Все эти месяцы он получал приличный оклад как… тренер по русскому хоккею. В ведомостях за него расписывались другие, а переводы напуганный бухгалтер слал Николину.
И уж так теперь натренировался руководящим спартаковец хапать чужое, что без активной помощи крепкой руки ему не отделаться от этой привычки. С вышестоящей помощью перестанет он участвовать и в эстафете «четыре по сто», пока не включился в марафонский бег на скользкой, не гаревой дорожке.
«При моем хлипком телосложении…»
Около года длится раздумье этих молодых людей. Надо ехать после окончания института на работу, но ехать не хочется. Дома лучше. Дома папа и мама.
Ехать надо на Урал, а там горы. Здесь же гор нет, кроме возвышенностей, которые лишь с большой условностью могут быть названы таковыми. Говорят, на Урале морозы. У нас тоже бывают, но все-таки градусов на пять поменьше.
И, наконец, ехать предлагают в леспромхоз. Этого еще недоставало! Там лес, волки…
Нет, что ни говорите, дома лучше. Дома, если кровать не заправишь, ее приведет в порядок мама. Да что там кровать, ботинки не почистишь — опять же мама блеск наведет.
А на Урале — дисциплина и… полнейшее отсутствие маменьки.
И тоже надо принять во внимание здоровье — бесценный дар. Конституция у пареньков — подходящая, бицепсы как у штангиста. Но ведь эти завидные мышцы нажиты в городе, развиты в институте и еще неизвестно, как они поведут себя в леспромхозе. А как совершать пробежки — стадиона в лесу нет.
Не беремся судить, точно ли так размышляли молодые люди. Быть может, намерения были не столь откровенно циничными. Все-таки парни только что окончили институт, и у них свежи еще в памяти не один сопромат, но и диамат. Недаром им вложили в головы столько знаний в течение пяти лет.
Вот именно не даром! Тут мы коснемся другой стороны дела, сугубо материальной. Не лишне сказать, что каждый из новоиспеченных инженеров влетел в копеечку. Оплата преподавателей — раз; содержание кабинетов, библиотеки и т. д. — два, три, четыре; оборудование спортзала, лыжной базы и т. п. — пять, шесть, семь; стипендия, оплата выездов на практику…
По скромным подсчетам, на подготовку молодого инженера государство затратило тысячи рублей.
Но подобные расчеты не входили в расчеты новоиспеченных специалистов.
— Не поеду на Урал, — решительно заявил инженер Валентин Бусыгин.
— Переведите леспромхоз в Йошкар-Олу! — потребовал Николай Ширяев.
В подтвержденье устного демарша Николай написал:
«На меня лично неудовлетворительно действует резкая перемена климата, что выражается в нервном расстройстве. В силу вышеизложенных обстоятельств я не могу выехать в указанном направлении на работу».
Юрий Малыгин письменно заверил: «Я не могу ехать по следующим причинам — плохое здоровье (часто болят глаза), ревматизм ног».
Петр Изергин тоже сослался на ревматизм, но не свой личный, а родственницы: «Моя тетя в данный момент больна ревматизмом и нуждается в помощи…».
Эти сочинения они представили в одно авторитетное учреждение. При этом замечено удивительное совпадение: либо у себя, либо у мамы непременно ревматизм или болезнь глаз. Словом, у тетки пучеглазие и мне тоже нездоровится!
Может, в самом деле больны ребятки? Ну-ка посмотрим на них.
…Штангист вышел на помост. Упругие мускулы играют. Спортсмен предложил надеть на гриф еще по «блину», легко рванул на грудь и выжал над головой штангу с рекордным весом.
Публика в восторге:
— Коля, браво!
— Молодец, Ширяев!
Николай снисходительно улыбается, потом деловито подходит к снаряду. Толчок — и снова рекорд! Не отрываясь, так сказать, от штанги, Коля вырвал еще один рекорд республики.
Теперь нам совершенно ясно, чем болеет этот человек. У него «звездная» болезнь, которая получила распространение, к сожалению, и у нас. «Звезды» спорта не желают считаться с интересами общества.