Выбрать главу

…было до того накурено, что пришлось открывать притертую, заклеенную форточку. Гриша-Паша дымил просто немилосердно. Страшно представить, что же творится у него в квартире.

Я открыл очередную бутылку, кажется, последнюю… хотя, нет, что-то еще позвякивало под ногами у Володи. Пилась горькая уже как вода, даже закусывать не надо было. Верный признак того, что пора бы уже и закруглиться, но, боже, как не хочется…

У Гриши-Паши глаза блестели не хуже, чем шары на елке. И по цвету были примерно такими же. Он рассказывал о том, как ему кто-то дома расколотил унитаз головой. Головой! И как он теперь страдает из-за невозможности…

— А давайте я спою, — предложил Володя, когда все отсмеялись. — У вас тут гитара есть?

— Есть, — я полез из-за маленького журнального столика, рискуя опрокинуть все на пол. Гитара у меня действительно была, очень старая. На ней уже лет сто никто не играл.

Впрочем, в руках у Владимира она неожиданно ожила, подала голос. На настройку ушло буквально несколько минут. Потом Володя тронул струны и запел…

Снова ветер снег по улицам метет, И на стенке похудевший календарь. Вот еще один ушел из жизни год, И зима поет за окнами, как встарь.

У Владимира был чуть хрипловатый, почти как у Высоцкого, только совсем не такой надрывно-рвущий голос. Видно было, что он певец-любитель, но не это главное…

Мы еще вперед продвинулись на шаг, И — увы! — еще прибавилось седин… Год ушел, следы оставив на висках, Год ушел, ушел совсем, еще один…
Наша юность потерялась вдалеке, И у каждого полно своих забот. Поединок с пустотою в кошельке Отнимает силы все из года в год.
Мы все реже собираемся теперь, И расходимся задолго до восьми. И все чаще, дома отпирая дверь, Понимаем: мы стареем, черт возьми…
А когда часы-куранты зазвенят, И ракеты темень неба разорвут, Незаметно в тех восторженных ребят Превратимся мы на несколько минут.
И опять пред нами распахнется мир, Жизнь откроет снова тысячи дорог, И хотя судьба зачитана до дыр, Будем верить, что хоть кто-то что-то смог.
А потом рассвет опять рассеет тьму, И ворвется в мир очередной январь. Мы вернемся каждый в личную тюрьму И к стене прикрепим новый календарь.
Будем видеться у входа в магазин, Посвящать друг друга в череду забот, Говорить: «В тебе прибавилось седин…» А потом опять наступит Новый Год.

Володя отложил гитару, а Гриша-Паша засопел что-то себе под нос.

— Вот и не знаешь, что делать после этого, — наконец изрек он. — Радоваться или плакать… Господа! Да вы на часы-то посмотрите!

Алена достала из бара точно такие же витые фиолетовые свечи (я их сам искал по всему городу), какие были у нас в детстве, поставила на столик, зажгла. Володя ухватил бутылку с шампанским, принялся откручивать проволоку с пробки.

Президент на экране желал всем всего-всего, как обычно, и даже немного больше, чем в прежние Новые года.

Пробка выстрелила из бутылки, врезалась в потолок и улетела куда-то в угол. Из дымящегося горлышка полился благородный напиток, наполняя собой наши бокалы.

Не такое уж оно и благородное, конечно, это шампанское, но ради торжественности момента можно не скупиться на высокие слова.

А потом Алена погасила свет. Горели только свечи на столе и гирлянда, развешенная на шторе в нарушение всех правил пожарной безопасности. Пляшущие разноцветные огни разбивались на десятки брызг, которые прыгали, будто живые, по елочным игрушкам. По-моему, они и были живыми — целый костер из алых, синих и зеленых светлячков. Я наблюдал за стайками дивных существ и чувствовал, как что-то сгущается вокруг нас, темнота становится более плотной, огни более яркими…

Президент закончил свою речь — и…

В который уж раз подряд ударили куранты, обозначая конец старого года и начало нового. Если бы весь бывший Союз располагался в одном часовом поясе, то, наверное, от звона миллиардов столкнувшихся над столом бокалов содрогнулась бы земля.