Когда он очнулся, было уже утро. Итиро сидел, привалившись спиной к стене. Первым, что увидел Кагэро были его серые губы. А потом он понял, что лицо так же серо. Итиро был мертв.
* * *
- Он умер. Мудзюру покачал головой. Но ни жалости, ни следов огорчения на его лице не было. Как и обычно. Кагэро даже представить себе не мог, как должен жить человек без эмоций. Почти без эмоций. Впрочем, можно, оно и лучше. В конце концов, все мудрецы твердят о том, что эмоции - помеха для рассудка. Узнав, насколько этот рассудок хрупок, Кагэро усомнился в том, стоит ли он стольких чувств сразу. И уж точно не стоит оно того - стремление все осознать, разложить, взамен на бурю эмоций. Нет... - Умер, - повторил Кагэро тихо. - Да, я знал, что этим все кончится. Он был слишком слаб. - Он не был слаб. Ты, может, и видел его душу - но со стороны. А я был там, внутри. И, поверь, мне не понравилось то, что я увидел. А вырываться из души умирающего - то же самое, что сбрасывать с ног прикованные цепями железные шары, когда тебя засасывает водоворот. - Не понравилось? Ничего, это не последнее твое путешествие. Кагэро вздрогнул. Но нет, ничего не проскользнуло в холодных зеленых глазах Мудзюру. - Это как наркотик, - продолжил он. - Каждая душа - отдельный мир, тебе захочется побывать в каждом. Тут главное не увлекаться, потому что можно с головой уйти в эту пучину. - Почему-то в твою душу меня никак не тянет... - пробурчал Кагэро. - А у меня ее и нет! - Мудзюру рассмеялся. Рассмеялся! Правда, смех был сухим, фальшивым. И прекратил он резко, совсем не естественно. - А где же она? Ее тоже выжгла ненависть, которую загнали в клетку? - Нет. Ее выжгла любовь. Но это не твое дело. Я давно сжег свои мосты и назад мне было не вернуться. Мудзюру замолчал, отвернулся, взмахом руки велел Кагэро уходить. Но даже сейчас ничего не горело и даже не тлело в его зеленых глазах. Выйдя, Кагэро наткнулся на множество острых, как стрелы, взглядов. Признаться, он немного испугался. Один человек для него уже сейчас ничего не значил, но целое селение... Можно выжечь огнем, сгноить болезнями, но для этого нужно хоть немного времени и свободы. А здесь ему, кажется, уже вынесли приговор, и не важно, какое решение назовется официальным. Конечно, Мудзюру придумает, что сказать. Например, Итиро вполне мог умереть от болезни, которую тщательно скрывал, чтобы хозяин не бросил его на дороге. Но он также мог отравиться из-за того, что хозяин... Нет, Мудзюру найдет, что сказать, но вдобавок к этому ему придется перелопатить столько рассудков, что... И во что превратится это селение после подобной процедуры? Его можно будет спокойно поджигать и удаляться, не особо торопясь. Людям даже не хватит мозгов бежать - они станут калеками. Теперь Кагэро точно знал: человек после вмешательства в психику становится калекой, неполноценным. И еще он постоянно поражался, что употребляет, мысля, совершенно незнакомые ему, странные слова. И, кажется, даже понимает их смысл. Кагэро прошел по образовавшемуся коридору. Он чувствовал такое напряжение, от которого волосы на голове трещали и превращались в сухие прутики. В этот миг не было никаких запретов, обычных для общества. Даже нижайший оборванец мог сейчас плюнуть в лицо Кагэро. Потом он прыгнет с обрыва или утопится, но это будет только потом, а сейчас люди превратились в зверей. Но никто не бросил ни камня, ни оскорбительного слова. Кагэро прошел сквозь облако молчания. И он не сказал бы, что в этих людях была ненависть. За что им ненавидеть его? Они просто были внутренне напряжены, правда, до состояния струны. Это могло быть и любопытство. Но не ненависть и даже не простая неприязнь. В доме пахло смертью. Этот запах напоминал смесь могильной, болотной вони с сыростью и затхлостью. Кагэро задерживал дыхание, но не переставал ощущать смрадное дыхание той стороны, куда уходят. Кагэро лег на спину и закрыл глаза. Голова сильно кружилась, так что хотелось сжать ладонями виски и остановить... Значит, испытание Кагэро заключалось не только в возможности проникнуть в изуродованную душу Итиро. Теперь он чужой. Его будут демонстративно игнорировать и шептаться за спиной. Люди вообще очень жестоки. Они и сами не понимают, насколько это мучительно, когда за твоей спиной шепчутся и колют затылок взглядами. Вот только зачем? Зачем Мудзюру все это делает? Возможно, он хочет воспитать в Кагэро такую же жестокость, какую он видит вокруг себя. Кагэро еще не знал, насколько успешны попытки Мудзюру. Заснуть ему не удалось, но он пролежал до самого утра вот так, глядя в потолок и перебирая мысли в голове. Мысли были неприятными - скользкими, холодными, как жаба. А утром к нему пришли. Трое солдат, вооруженных мечами. В груди Кагэро что-то ухнуло, оборвалось. Он знал эти глаза. У всех троих вместо глаз блестели пустые стекляшки - зрачки сужены до невозможности, выражения никакого. Его проводили к дому Мудзюру, где собралось уже порядочно народу. И там же был Мудзюру. Над головами пролетел вздох. Кагэро заметил печать усталости на лице Говорящего. Оно и не мудрено, ведь Мудзюру сделал то, чего Кагэро боялся больше всего. Отныне в селении нет людей и очень скоро оно опустеет. - Убийца! - взвизгнул кто-то и это стало первым камнем. Со всех сторон посыпались оскорбления, обвинения и еще что-то... Потом полетела грязь. Мудзюру стоял на ступенях своего дома и наблюдал за тем, как гнется под ударами камней и комков грязь Кагэро. Получилось так, что он оказался в центре пустого круга - люди разошлись, чтобы было удобнее. И ему некуда было деться. Куда бы Кагэро не глянул, всюду встречал лишь пустые глаза, мерцающие чужой ненавистью. - Довольно! - Мудзюру поднял руку и все прекратилось, голоса умолкли. - Довольно, - повторил он уже тише. - Я придумал хорошее наказание для этого человека. Вы хотите наказать его? Люди взвыли, затрясли поднятыми над головой кулаками. - Как вы знаете, - продолжил Мудзюру, - за селением начинается дорога, ведущая дальше, в горы. И деться там некуда, можно идти только вперед... Иди, Кагэро. А вы, - он повысил голос, - а вы его гоните. Дальше можно свернуть с дороги в сторону. Возьмите его в кольцо. Если тебе, Кагэро, улыбнется удача и ты сумеешь уйти от погони, получишь свободу. Если нет я придумал хорошую казнь. Беги!