– А ты чего не до дна? Не уважаешь? – сурово спросил он, посмотрев на мой бокал.
– Уважаю, – я примиряюще улыбнулся. – Но меня от спиртного развозит быстро, да и служба, знаешь ли...
Макухин наморщил лоб, видимо, припоминая, кто я такой – и его лицо медленно прояснилось.
– А, служба, – кивнул он. – Что ж, сочувствую... А знаешь, что тут недавно ваши одного из ваших поймали?
Он коротко хохотнул над своей шуткой, хотя мне она вовсе таковой не казалась. Где-то за месяц до моего приезда в Сумах арестовали одного из следователей КГБ, который опередил своё время и разработал схему, популярную в перестройку и в святые девяностые. Первичную информацию на главного инженера городской ТЭЦ ему принесли оперативники, улов тянул лет на десять строго режима с конфискацией имущества – тот товарищ слегка изменил техпроцесс, а сэкономленный уголь продавал налево, его охотно брали жители многочисленных деревень не только Сумской, но и Харьковской областей. В схеме было задействовано человек десять – водители, экспедиторы, бухгалтерия, технолог, – и они прокололись, когда начали демонстрировать внезапно выросший достаток. Следователь решил саму схему сохранить, но получать за это определенный бакшиш, в противном случае угрожая уголовным делом. Инженер какое-то время платил, но потом его кто-то просветил, что КГБ лезет не по статусу – дело-то должно проходить по линии ОБХСС, – и послал следака по известному адресу. Вот где-то в процессе их разборок – слава богу, не дошло до заказных убийств и прочих примет эпохи перемен – их обоих и повязали, а непроданный уголь вернули государству. Самое обидное, что этот следователь был достаточно крепким профессионалом – двадцать лет в органах, – и числился на хорошем счету. Перед коллегами он чуть не плакал, говорил, мол, бес попутал, но прощать его никто не собирался – время-то сейчас было не перестроечное, а самое что ни есть застойное, когда такие отклонения от курса партии караются строго.
– Да, слышал, – кивнул я. – Насколько знаю, всё по закону. Воровство...
– Воровство воровству рознь, – наставительно сказал Макухин. – Везде воруют, это не победить. Главное, чтобы делу ущерба не было...
– Предлагаете отменить соответствующие статьи Уголовного кодекса? – я усмехнулся, хотя мне не нравилась тема этого разговора.
– Нет, зачем же, – он чуть отвлекся, чтобы снова наполнить свой стакан. – Это очень правильные статьи – хищение социалистической собственности. Но, например, Ващук...
– Кто, простите?
– Ващук, главный инженер, – пояснил Макухин. – Он придумал, как уголь экономить, ваш уже потом влез. Так вот, Ващук начал уголь налево продавать от безысходности. Уменьшить фонды – начальство по головке не погладит, а так все сыты, при деньгах и фонды на месте. Ему бы премию за рацпредложение подкинуть – а его вместо этого в тюрьму. А почему так? Потому что кадры все из Москвы, и начальник ТЭЦ оттуда же, местной специфики не знает. Вот тебя сейчас зачем сюда прислали? Неужто у нас кадров не нашлось нормальных?
Мне совсем перестал нравиться этот разговор. И ведь не пошлешь в открытую этого заведующего отделом науки и учебных заведений, который явно выполнял в обкоме и какие-то недокументированные функции. Я покосился в сторону перекладины буквы «П» и успел заметить, как Чепак отводит взгляд.
«Интересно, он поэтому на пистолете настаивал? Стресс-тест решил устроить – на какой минуте я пристрелю этого обкомовского идиота?», – подумал я.
– Так я местный, – спокойно ответил я. – Тут родился, тут вырос. Это потом до Москвы дошел.
– А... – протянул он. – Ну если так... тогда да, тогда можно... А ты знаешь, Витя, что вот это всё, – он широким жестом обвел стол, – сделано на Украине? И если бы не нужно было отдавать три четверти урожая другим республикам, то так могли бы жить все украинцы?