Вот только биографии партийных руководителей Сумской области в мою теорию не укладывались. Первый секретарь Ищенко не выглядел националистом – обычный советский человек, проделавший путь по карьерной лестнице с самых низов. Второй секретарь Лысенко – правда, вторым его называли исключительно неофициально – был как раз природным украинцем из-под Чернигова и отвечал за промышленность, что придавало ему серьезный вес в аппаратных играх. Он был не очень старым, а всю войну проучился в разных техникумах – начинал в Брянске, потом в Красноярске, а диплом получил через семь лет как раз в сумском Конотопе. Но в Великую Отечественную и не такое могло быть.
Ещё два секретаря были русскими. Станислав Иванович Маслов отвечал за сельское хозяйство и, скорее всего, был креатурой Ищенко, а Степан Яковлевич Золотарев пришел недавно и его функции были неясны. Был ещё некий Петр Козырев, который отвечал за идеологию – то есть наши интересы слегка пересекались. При этом Козырев мне почему-то заранее не нравился, но внятно объяснить своё предвзятое отношение к нему я вряд ли бы сумел – он вроде бы воевал, на идеологии сидел уже лет двадцать, прошел все хрущевские пертурбации и готовился к почетной пенсии. Правда, мне его биография показалась неполной – словно кто-то искусно изъял из неё листок или два – но такое случалось и по самым тривиальным причинам.
В общем, мне не на что было опереться в своих домыслах, но моя фантазия доходила даже до того, что принципиальный диверсант Чепак специально назначен начальником Сумского управления, чтобы создать здесь сеть нелегально действующих бандеровцев. Но биография полковника подобное исключала, вряд ли он в какой-то момент вдруг возлюбил «настоящих украинцев», которых до этого планомерно истреблял.
Впрочем, примерно в этот момент я понял, что мне нужен перерыв. Просто свободный вечер, который я потрачу не на разоблачение врагов СССР, а на самого себя. Ну а раз судьбе и советской власти угодно было сделать завтрашний день выходным, то его я и кину в топку восстановления собственного душевного здоровья. Поэтому я ушел из кабинета и из управления, пришел домой, принял горячий душ – слава центральному отоплению, – включил телевизор и взял в руки гитару. В её терапевтическом эффекте я убедился ещё в Москве.
***
Телефон зазвонил, когда я всё-таки смог включиться в реальность и вполне осмысленно сыграл пару куплетов «The House of the Rising Sun» – без слов, просто музыка с басовыми переходами между аккордами, на которых было очень хорошо тренировать подвижность пальцев левой руки. Я аккуратно прислонил гитару к дивану, подошел к аппарату, поднял трубку и сказал сакраментальное «Алло».
– Звонок в Москву заказывали? – спросил женский голос.
– Да, заказывал, – подтвердил я.
– Двойной тариф будет, вечернее время, – предупредили меня.
– Понимаю и согласен.
– Соединяю...
Телефонистка отключилась, в трубке наступила тишина, а потом я услышал голос Нины.
– ...ло! Алло! Виктор, это ты?
Междугородняя связь включалась с задержкой, и девушка явно некоторое время слышала лишь загадочное молчание.
– Я, я это, – сказал я и улыбнулся, хотя этого она видеть не могла. – Здравствуй, Нина. Хочу поздравить тебя с завтрашним праздником и подарить небольшой подарок.
Нина всё-таки согласилась присмотреть за моей холостяцкой квартирой на время моей полугодовой командировки в Сумы, но, на мой взгляд, думала она очень долго. О своем решении она сообщила мне за день до отъезда, и хозяйство я ей передавал в ускоренном режиме, потому что и на работе в эти дни была какая-то суета, которую мне зачем-то устроил полковник Денисов.
Потом, уже в поезде, я подумал, что эта задержка была связана с моральными терзаниями девушки. Секса у нас с ней так и не случилось – ни в самый первый её визит ко мне, ни после, когда она провела у меня вечер, ночь и почти целый день. Я не настаивал, у меня были другие заботы – и по службе, и с Татьяной, которая внезапно позвонила на следующий день после спектакля, а ещё через день – приехала ко мне с ночевкой.