Чепак слушал очень внимательно – даже вперед наклонился, как Ленин на известной картине. На этом сходство полковника с вождем мирового пролетариата заканчивалось, потому что после финального аккорда он не стал говорить банальности про «нечеловеческую музыку», а просто несколько раз хлопнул в ладоши.
– Неплохо, Виктор, очень неплохо, – сказал он. – Рад, что у нас в управлении завелся такой талант. Надо бы тебе поручить нашу самодеятельность, а то Петрович совсем не тянет.
Виктор Петрович Осадко – это заместитель Чепака по хозяйственной части и по прочим делам, которые начальнику управления невместно делать самому. Я с ним пересекался несколько раз – именно он показывал мне мой нынешний кабинет и выдавал ордер на эту квартиру, – но до большой дружбы дело пока не дошло. Я подозревал, что Виктор Петрович ждет от меня жертвенного подношения по случаю назначения – в виде, например, большой бутыли настоящей горилки, но пока делал вид, что не понимаю его намеков. Впрочем, к середине месяца я собирался сдаться – с завхозом вообще лучше поддерживать хорошие отношения, и ради этого никакой горилки не жалко. Но и уступать слишком быстро было нельзя – можно потерять лицо. Ритуалы в нашей Конторе иногда напоминали мне обычаи племен тумба-юмба, и я был признателен Сухонину, который предупредил меня от нежелательной суеты.
– Там что-то особенное требуется? – поинтересовался я.
Художественная самодеятельность – бич всяких государственных организаций во все времена, особенно сейчас, когда никаких других организаций, кроме государственных, не существовало в природе. В нашем московском управлении было что-то вроде небольшого хора, в который добровольно-принудительно согнали нескольких женщин – они представляли нас на всяких смотрах; впрочем, эти смотры обычно проводились осенью, так что я их не застал. Ну и о моих талантах там никто не знал, так что музыкальным сопровождением занимались пара оперов из следственного отдела, на свою беду окончивших в детстве музыкальные школы по классу баяна.
Здесь я с этой стороной работы в КГБ тоже пока не столкнулся, но, видимо, Чепак теперь повесит на меня и это направление. До этого он высказывал желание, чтобы я курировал ещё и следователей – мол, раз начальником стал, изволь узнать всё, что можно, – но до официального распоряжения дело ещё не дошло, хотя я заранее представлял кислое выражение лица начальника следственного отдела, когда он услышит эти новости.
– Петрович совсем мышей не ловит, а в апреле будет республиканский смотр в Киеве, и было бы неплохо не ударить в грязь лицом, – задумчиво сказал Чепак. – В прошлом году мы были предпоследними, и то лишь потому, что херсонцы вышли на сцену вусмерть пьяными.
Я мельком подумал о причастности к этому опьянению нашего завхоза. Возможно, у него просто не хватило времени или денег, чтобы споить ансамбли из других областей.
– От занятых мест что-то зависит? – осведомился я.
В моё время от художественной самодеятельности не зависело ничего – выступили и выступили, плюсик в чек-листе поставили – и работаем дальше по прямому профилю.
– Могут премию коллективу подкинуть, – задумчиво произнес полковник. – Победители на всесоюзный смотр поедут... Ну и начальнику с организатором зачтется, когда квалификация будет.
Я мысленно усмехнулся. Конечно, слухи о своем переводе в Киев полковник Чепак наверняка распространял сам, но вот мечта у него такая была. Он явно засиделся в Сумах и очень хотел свалить отсюда куда угодно, но, желательно, в направлении столицы УССР.
– Премия и квалификация – дело хорошее, – нейтрально сказал я. – Если поручите, приложу все силы. Но я никогда...
Я не стал говорить окончание этой фразы – «никогда этим не занимался», поскольку и так всё было понятно.
– Вот и займешься... не в ущерб основным обязанностям, – как-то жестковато сказал Чепак. – В четверг примешь дела у Петровича.
– Так точно, Трофим Павлович! – я даже подскочил с табуретки, держа гитару у ноги – как ружье.
– Да вольно, вольно, – он махнул рукой, но я видел – начальник остался доволен моим показным рвением. – Посмотрим, на что ты способен...