Я заметил, что начальник внимательно разглядывает меня.
– Что-то не так, Трофим Павлович? – спросил я.
– Да всё так, Виктор, всё так. Только ведь ты не успокоишься, да?
– Не знаю ещё... Буду думать, – уклонился я от прямого ответа. – Ваш совет дорогого стоит.
– Да решил ты уже, я же вижу! – почти крикнул он. – Эх ты, неугомонная душа... чую, и в Москве у тебя что-то похожее было. Только ты забыл, что мы не в Москве, и здесь твои привычки могут оказаться бесполезными, а иногда – и вредными. Хочешь, я тебе более интересную загадку загадаю?
Я удивленно посмотрел на него.
– Загадывайте, Трофим Павлович. Только не обещаю, что разгадаю её, у меня с головоломками очень сложные отношения.
– Хех, сложные, отношения... Вот смотри, – он вдруг расстегнул кобуру и достал оттуда очень знакомый пистолет –немецкий, я такие видел в фильмах про войну, из-за характерной формы их очень любили киношники. И название у этого пистолета было очень емкое – «Люгер». Вернее, Luger P08.
Полковник выщелкнул магазин – обычный, коробчатый; я не помнил, сколько там патронов помещалось – кажется, семь или восемь. Потом он извлек один патрон, поставил его столбиком и по столу двинул ко мне.
Я послушно взял этот патрон и повертел – обычный «парабеллум» 9 на 19, такие после войны во всех странах НАТО на вооружении приняли, под них много чего сделали. Ну и во время войны немцы куда их только не пихали – в «шмайссер», например, которыми те же киношники любят вооружать всех солдат германской армии поголовно.
Я вернул патрон на стол и посмотрел на Чепака.
– И что это значит?
– А это значит следующее. В прошлом году, в сентябре, под Ромнами был убит лесник. Убийство как убийство – у нас они тоже происходят, хотя и не так часто, думаю, как у вас. Занималась убийством милиция, да недолго – ровно до того момента, как нашли гильзу и определили, из какого оружия стреляли...
– Постойте, Трофим Павлович, дайте догадаюсь – из вот такого «люгера»? – поспешил я проявить ум и сообразительность.
– Так точно, Виктор, точно так, – Чепак довольно улыбнулся. – Оружие, скажем так, не слишком редкое, на войне их через мои руки прошло десять штук, этот – одиннадцатый, разрешили оставить в качестве личного. Патронов, правда, к нему осталось – половина обоймы, а их у нас не продают, как ты знаешь. Но ничего, придумаем что-нибудь... да, придумаем... Так вот. Когда про оружие узнали, мы то убийство себе забрали, начали копать, копали, копали – и раскопали, что тот лесник совсем не лесник, а бывший боец русской народно-освободительной армии. Слыхал про такую?
Я едва не хлопнул себя по лицу рукой – жест, который в этом времени вряд ли был бы понят правильно. Поэтому я всего лишь почесал затылок, сделав вид, что так и задумывал.
– Локотское самоуправление? Слышал, да, они потом во время Варшавского восстания отличились.
– Да, они... как там шутят некоторые – выгнаны из СС за жестокость, – невесело усмехнулся Чепак. – Соседи из Брянска с их наследием лет двадцать после войны воевали, вроде победили – и тут раз, привет из прошлого. Лесник этот очень непростой оказался, сбежал на Украину, жил по чужим документам, да ещё и в лесу, где проверяющих – раз, два и обчелся, да и те глубоко не копают, только и смотрят на дату рождения и на прописку. Семья у него была, её мы проверяли очень тщательно – ни сном, ни духом про своего отца и мужа...
Чепак говорил ещё что-то, а я вспоминал другую историю, тоже связанную с этим Локотским самоуправлением – про Тоньку-пулеметчицу, которая как раз до семидесятых пряталась где-то в Белоруссии. Правда, та скрывалась под своей – точнее, мужа – фамилией, но тоже как-то прошла все проверки и считалась правильным ветераном. Я пытался понять, поймали её или ещё нет – и что мне делать, если эта Тонька находится на свободе. Впрочем, это можно узнать достаточно легко, такие вещи рассылаются по всем областным управлениям, надо лишь немного порыться в архивах и посмотреть, что приходило из Брянска.