П е р д ь ю:
«Риджуэй и Зоя молча осмотрелись. Они оказались в комнате, размерами напоминающей номер в роскошном отеле и обставленной в основном соответствующим образом. Кроме дивана и кресел здесь были телевизор, столик со свежими журналами, небольшой компьютерный терминал, показывающий финансовые сводки, и барная стойка с напитками. Риджуэй подошел к бару, положил завернутую картину на прилавок и наполнил стакан водой из охлажденной бутылки Perrier».
Б р а у н:
«Лэнгдон и Софи шагнули в другой мир. Маленькая комната перед ними выглядела, как помпезный зал дорогого отеля. Металл и заклепки остались позади, их место заняли восточные ковры, мебель темного дуба и кресла с подушками. На широком столе посреди комнаты стояли два хрустальных бокала и открытая бутылка Perrier, в ней все еще шипели пузырьки. Рядом с ними исходил паром оловянный кофейник».
Очевидно, что эти два отрывка описывают схожие сцены. Нам следует задаться двумя вопросами касательно этих смысловых рамок:
1) Лежит ли в основе описаний обоих авторов общая когнитивная рамка?
2) Если общая рамка есть, то можем ли мы заключить, что описываемая сцена относится попросту к разряду типичных и поэтому на вопрос о плагиате следует отвечать отрицательно?
Подобно большинству людей, я никогда не был в швейцарском банке. Поэтому у меня нет связанной с подобного рода учреждением смысловой рамки, основанной на личном опыте. Мне кажется, что и наши авторы также никогда там не бывали. Значит, если предположить, что второй фрагмент был написан независимо от первого, то каждый автор должен был создать свою сцену с нуля или, вернее, должен был приспособить для нее рамку, с которой он знаком. Что могло послужить источником? Они могли видеть фильм, в котором демонстрировались внутренние помещения швейцарского банка, могли читать о швейцарских банках, могли видеть фотографии такого банка в журнале. Даже если предположить, что их источники были именно таковы, мы можем сказать, что большинство людей в более богатых странах, вероятно, имеют некоторое представление о том, каков из себя швейцарский депозитный банк и что в нем, вероятно, царит некая атмосфера роскоши. Значит, по всей вероятности, мы можем сказать, что в умах многих людей присутствует некоторая когнитивная рамка, связанная с понятием «швейцарский депозитный банк». Отсюда можно без опаски вывести утверждение о том, что описания обоих авторов основаны на этой общей, не индивидуальной для кого-то из них, рамке. Но так ли это?
Прежде чем давать ответ на этот вопрос, нам следует подумать об одном интересном аспекте явления плагиата. Когда автор копирует слова другого автора, он старается это скрыть. Это значит, что копирующий не может пользоваться лексиконом источника и вынужден видоизменять слова и фразы оригинала. При этом с точки зрения лингвистики происходит очень интересная вещь. Мы подбираем слова, по большей части не задумываясь. Слова просто с молниеносной быстротой возникают в нашем уме, а мы записываем или произносим их, и это не требует серьезных умственных усилий. Плагиатор же лишен подобной роскоши. Плагиатор вынужден избегать как раз самых естественных слов, которые, вероятно, уже были использованы в копируемом тексте. Поэтому плагиатору приходится адаптировать словарный запас, связанный с используемой смысловой рамкой, слегка искажая его в целях камуфляжа. В итоге зачастую подбор слов в плагиате в той или иной степени неидеален. На практике это означает, что плагиаторы в своих описаниях и рассуждениях часто пользуются словами куда менее распространенными, чем слова, используемые автором источника. Я бы сказал, что автор источника пользуется лексиконом «первого эшелона» – теми словами, что у него прямо под рукой, обычным повседневным языком, понятным большинству читателей. Плагиатору же приходится довольствоваться лишь остатками, языком «второго эшелона», порой не вполне подходящим для достижения поставленной цели.