А если взять шире? Но докуда простирается широта огляда? Видение происходящего, мироощущение все равно что меха гармони: растянуть, сжать — равно необходимо для игры, производства музыки.
С утра поливал чухарский серый дождь. Лежа в постели на остьях и будыльях, читал «Пути русского богословия» Флоровского. Написано пластично, словесно орнаментированно. Более сказать ничего не могу; святых отцов, о коих трактует Флоровский, я не читал ни при какой погоде.
У меня в изголовье стоит заряженное ружье — на случай визита поджигателя или еще на какой-нибудь случай. Что я сделаю в этом случае?.. С близкого расстояния дробь летит кучно. А что потом?
Затопил печку, поел рожков с салом, попил чаю с ягодами черемухи. Нынче, видимо, черемуховый год, урожайный на ягоду. В Сибири ягоды черемухи в полной цене, а у нас эти ягоды мимо. Замазал глиной щели в стояке. В избе тепло, приютно. За окном зыбается под ветром черемуховый куст.
Нынче я приехал в деревню поздно, не давало сорваться с места сердце: загрудинная боль, нестабильная стенокардия.
От этой болезни помер Николай Семенович Лесков. Если мне не изменяет память, по-латыни болезнь называется «ангина пекторалис». Из своей болезни писатель Лесков вывел фамилию героя рассказа «Железная воля»: Гуго Карлович Пекторалис.
Решительно никуда не хочется уходить, ни в лес, ни по дрова. Надо где-то добыть пятьсот рублей на зарплату сторожу. Я пошел бы в сторожа, пусть меня научат. Или так:
На собрании оговаривали круг обязанностей сторожа зимой в деревне Нюрговичи. Раз в день обойти деревню, посмотреть, что и как. Если обнаружится вор-одиночка или посягнет на чью-нибудь избу прохожий турист, — остановить, приструнить, задержать, выяснить личность. Ну, а если компания загулявших мужиков, с ними лучше не связываться, как можно скорее сигнализировать.
— Главное, это как можно гуще дымить из трубы, чтобы видели, что деревня обитаемая, — наставлял председательствующий Лев.
— Если мороз за сорок, пурга, то можно и не высовывать носу, греться у печки: в такую погоду воры тоже не очень шастают, — заметил сердобольный Валентин Валентинович.
— Нет уж, — твердо заявила жена Леши Оля, — какая бы ни была погода, раз мы взялись, тем более нам за это платят, мы обязаны каждый день деревню обойти.
Спорить с Олей не стали.
Под вечер сходил в лес. Мой Леший сподобился меня поводить в трех соснах. В прошлом году я позволил себе близость с Лешим, даже идентифицировал себя с запредельным существом, давал ему слово, он высказывался на страницах сей летописи, записывал мои поступки, им же руководимые — из запределья. Фамильярность с Лешим к добру не привела.
К ночи прояснело, похолодало.
22 августа. Пасмурно. Безросная трава. На траве дрова. На собрании о сторожах постановили каждому предоставить сторожам по кубометру дров. При моих инструментах — чем нарублю, на чем привезу?
Помню, три года тому назад я был с женою и дочкой в Англии, неделю пожили в Озерном крае — на стыке Шотландии, Уэльса и Йоркшира (Лэйк Дистрикт), в каменной избе, заложенной в XVI веке, на склоне холма над ручьем. Был декабрь, повевала метель, на склонах холмов паслись овцы здешних фермеров. Самих фермеров нигде не было видно. Избу загодя снял — по рекламному проспекту — наш английский друг Ян Шерман. В избе из одного крана текла холодная вода, из другого горячая. Располагая нюрговичским опытом превращения холодной воды в горячую, я спросил у жены Яна Джин, откуда здесь горячая вода. Джин посмотрела на меня, как на инопланетянина, объяснила, что у них в Англии вода поступает по трубам.
Пока у нас в Нюрговичах поливает чухарский дождь, побываем в той Англии, как я ее записал, сидя по утрам у камина.
Озерный край. Шесть утра. Кромешные потемки. Ночь лунная была; Луна полная, круглая, в ореоле, на совершенно безоблачном небе. Венера много ниже Луны...
Вечером мы наблюдали, как Луна восходила против Солнца; Солнце садилось за гору, Луна вставала из-под горы. Мы поднялись по овечьему выпасу на вершинное плоскогорье, нам открылась уходящая на все стороны плавность возвышенностей и долин. По склонам и по вершинам ползали овцы, сами по себе белошерстные, серые, но мазнутые одна синей, другая розовой краской, чтобы знали, чьи. Из-под ног выпорхнула куропатка.
По-английски холмы — хиллз, но в Озерном крае Джин сказала — не хиллз, а феллз, что значит повыше, посерьезнее, поближе к горам.
Наша изба... О, наша изба! Такой у нее знакомый запах, как в моей избе в деревне Нюрговичи на Вепсской возвышенности; там тоже феллз, тоже Озерный край. Запах старого дерева, сгоревших в печи дров...