Она поставила на поднос чашку с кукурузными хлопьями с молоком, чай, горячий кекс и, усевшись на диван, включила на видео «Филадельфийскую историю». Ей пришло в голову, что все проблемы современности происходят от того, что в мире просто не осталось таких мужчин, как Гарри Грант. Или, по крайней мере, как Джеймс Стюарт. Приближалась сцена, когда герой целует Кэтрин Хепберн, выходящую замуж за другого, и они, пьяные, купаются ночью, при свете луны.
— Это не любовь, ведь так? — шепчет он ей на ухо.
— Нет-нет, это не может быть любовь! — отвечает Кэтрин, прислонившись спиной к дереву, и луна освещает ее взволнованное лицо.
— Значит, нам нельзя? — протяжно произносит он.
— Ни в коем случае! — отказывает Кэтрин; она необыкновенно хороша даже в пьяном виде.
Белла выключила телевизор и снова опустила голову на подушку. Что, если она никогда не встретит не только суженого, но и вообще никого? Так и состарится одна. И станет одинокой пожилой женщиной, которая хлопочет над своими бесчисленными котами и ездит с группой таких же, как она, одиночек в Таиланд — учиться, как делать батик. Пройдет время, подруги перестанут пытаться свести ее с кем-нибудь и начнут относиться к ней с жалостью. Они будут говорить ей, что завидуют ее свободе, что она может хоть сейчас полететь в Нью-Йорк, а они должны все планировать за полгода вперед. Что ей не надо ни с кем ругаться и выяснять — кому мыть посуду, а кому выносить мусор; что никто ей не скажет «зачем ты купила еще один пиджак, у тебя их и так некуда девать». Ей не придется спорить до хрипоты, доказывая, что, отдавая детей в частную школу, она не предает своих социалистических убеждений, что она сама — естественно! — предпочитает обычную школу, но Бетти такая умница, что просто жалко отдавать ее туда, где никто не заметит ее талантов. Что ей, наконец, не нужно просыпаться в три часа ночи к ребенку и бороться за одеяло с храпящим чудовищем, спящим с ней в одной кровати.
О боже, уже почти двенадцать. Нет, нужно срочно заняться делом. Пойти на пленэр, что ли? ДжейТи сказал, что нужно рисовать каждый божий день, надо привыкнуть к этому, как привыкаешь чистить зубы. Ее взгляд упал на заждавшуюся мистера Боумана облупившуюся штукатурку (она почему-то подумала, что у него, должно быть, какая-то легкая болезнь, типа ангины или нарыва). Она снова перевела взгляд на коробки. Может, притвориться, что так и задумано? А что, вполне вероятно, что она введет в моду стиль «творческий беспорядок» и во всех глянцевых журналах появятся фотографии интерьеров, созданных ее подражателями, например снимок кухни: на переднем плане художественно опрокинутые бачки с мусором. Камера дотошно исследует их содержимое.
Мысли о красотах дизайна снова навели ее на необходимость покупки шторки для душа. Уж с ней-то, хочешь не хочешь, придется стать жаворонком: вскакивать, как все энергичные женщины, в шесть утра, принимать душ и поедать утренний йогурт, сидя в позе лотоса, вместо того чтобы часами отмокать в ванне, читая и предаваясь мечтаниям. Итак, немедленно в «Хабитат»! А по возвращении — физическая работа в саду, на свежем воздухе.
Патрик «Хабитат» ненавидел. Он вообще не любил магазины, особенно те, где нельзя было купить еду. Чтобы не ходить с ней в эту дизайнерскую Мекку, он притворялся подслеповатым дальтоником:
— Иди одна, Бел. Ты в этом разбираешься, а я ничего не понимаю.
Такие заявления всегда ставили ее в тупик. Что значит «не понимаю»? Ей казалось, что люди не могут не понимать разницу между красивым и некрасивым. Ведь разницу между фруктовым пирожным и салатом из креветок все понимают? И как можно не обращать внимания на окружающую тебя мебель и интерьер! Дом — это трехмерная картина, требующая кисти художника. Разве это не удовольствие — добиться потрясающего сочетания цветов, текстур, света и тени, четко продуманных контрастов? Пожалуй, только французы придумали для этого подходящее слово — frisson[12] .
Патрик приводил потрясающие доводы: — Покрывало, к примеру, есть покрывало. И если я под ним сплю, это не значит, что я должен им любоваться. И потом, во сне я его все равно не вижу.
Белла прикусила губу — почему, когда вспоминается всякая ерунда, она начинает особенно по нему скучать?
Если бы Белла как следует подумала, то сразу поняла бы, что «Хабитат» — не лучшее место для одиночек, особенно в выходной. Но теперь ей открылась страшная и неумолимая правда: «Хабитат» — это самый нижний круг воскресного ада для одиноких женщин. Никогда еще она не видела столько супружеских пар в одном месте: наверно, они размножались почкованием здесь же, в подвале. Это были пары-клоны, прилагающиеся к выставленным кухонным гарнитурам, сияющим кофеваркам, терракотовым хлебницам и «оригинальным» мыльницам в форме рыбок. Они жили в окружении модных ниспадающих портьер, носили модные свободные пиджаки и воспитывали модных, послушных детей. Словно подчиняясь невидимому гениальному дирижеру, они исполняли гимн потребителя (интересно, куда девался старый добрый покупатель?), призывая всех тратить, тратить и еще раз тратить. В супермаркетах, например, сладости и шоколад всегда лежат на уровне руки, так что она сама тянется схватить три упаковки совершенно ненужных орешков. Очевидно, в мебельных магазинах их роль выполняют гуляющие парочки, вдохновляющие грустных одиночек на покупки. Одиночки начинают надеяться, что, купив миленький сервиз из крестьянских кофейных кружек, средиземноморский кувшин и клетчатую скатерть с подходящими салфетками, они в виде бонуса получат безупречного супруга и набор деток. «Хабитат» — все для совершенной жизни!
По магазину было невозможно пройти, не споткнувшись о коляску или подкатившегося прямо под ноги ползунка на помочах. Особи постарше осаждали Беллу со всех сторон, мешая ей рассматривать столики и диваны. Как маленькие заводные пупсы, они, не зная отдыха, копошились тут и там, особенно в отделе игрушек.
И к чему в мебельном магазине отдел игрушек? Ей совершенно не нужны ни плюшевые верблюды, ни пушистые детеныши морских котиков с их невинными черными глазками... Она вдруг обнаружила, что тянется к прилавку за мягким игрушечным поросенком — для себя!И вот хрюшка уже радостно повизгивает у нее в руках: «У-и-и, у-и-и, я иду с тобой!» Боже мой, мягкая игрушка. С ужасом она поняла, что даже не заплатила. Что дальше? Сорок мягких игрушек на диване, у каждой свое собственное миленькое прозвище?По ночам она будет разговаривать с ними, а в бумажнике — держать их фотографии. На предыдущей работе у нее была коллега, с виду совершенно нормальная женщина, которая принесла на работу плюшевого медвежонка и заставляла всех здороваться с ним за лапу. Ну уж нет, она ни за что не позволит себе превратиться в Мисс Мягкую Игрушку. А как можно рассаживать плюшевых мишек на супружескойкровати — этого она вообще не могла понять. Педофилия какая-то. Прямо Лолита и мы.
Для прояснения рассудка она решила позвонить Вив.
— Но ведь ты его не купила, так? — подытожила она.
— Нет, вовремя остановилась. Самое главное, что я понимала весь ужас происходящего, но все равно хотела его купить, — пожаловалась Белла. — Думала спрятать его под подушку. Пристрелите меня, пока не поздно.
В ответ Вив шепотом призналась, что у Ника тоже есть игрушка под подушкой.
— Не может быть!
— Да! Только не говори, что я тебе рассказала, а то я придушу тебя собственными руками! У него есть маленький пушистый песик, с самого детства. Его зовут Макс.
— Какой Макс? Это просто меховой лоскут!
— Какая ты нетерпимая. Он очень милый. Ник научил его кувыркаться у меня на животике.
С тем же успехом Вив могла ей признаться, что они с Ником любят переодеваться в полицейских или какать друг на друга.