— Я просто не хочу тебе надоедать.
— Ты права. Забудем об этом. Каждую ночь лежать рядом с великолепной женщиной, а каждое утро — просыпаться и видеть на подушке лицо любимой — это кому угодно надоест.
— О, а к тебе еще кто-то собирался въехать?
— Заткнись. И переезжай ко мне, нечего даже думать. Обещаю, что расслабляться я тебе не дам. Это я каждый день буду тебе надоедать и вообще сделаю все, чтобы тебе у меня не понравилось. Так что ты с чистым сердцем можешь потом сказать: «Я же говорила!» Я знаю, что ты это любишь.
— Ничего я не люблю. А ты сможешь пережить мои ужасные привычки?
— В области ужасных привычек ты — просто любительница, уж поверь мне — в этом виде спорта я когда-то представлял Юго-Восток. Ну, что ты можешь предложить? Козюли на подушке? Обстриженные ногти в чайнике? Сексуальные извращения с использованием кабачка?
— Ф-у-у. Какая гадость!
— Нет? А что тогда? Открой мне свои темные тайны.
— Я оставляю на раковине мокрые ватные шарики...
— Грязная неряха!
— Не смываю косметику на ночь...
— Меня сейчас вырвет!
— А усы я обесцвечиваю, пока слушаю передачу Женский час.
— Женский час!Это же просто сюр! — Его голос прервался. — Какие усы?
— Только мужчина может задать такой бестактный вопрос. Это как в той рекламе, когда ей говорят, что у нее нет перхоти, а она жутко обижается. Смотри. Видишь? — Она ткнула пальцем себе под нос.
Он мизинцем провел по ее верхней губе:
— Вот этот милый пушок?
— Это не пушок, это усы. Густые. Ты что, не слышал выражения: Джолен — лучший друг девушки?
— Как?
— Это такой крем для обесцвечивания волос. Не волнуйся, я не стану расхаживать с ним под носом по всему дому. Тем более когда их обесцвечиваешь, — она напрягла верхнюю губу и промычала: — Нао хоить от так. А то упайет.
— Хотел бы я на это посмотреть.
— Ни за что. Мама мне всегда говорила: никогда не позволяй мужчине до свадьбы увидеть, как ты бреешь ноги или обесцвечиваешь усы.
— Думаешь, я убегу, увидев, как ты бреешь ноги? Нет, таким зрелищем меня не проймешь.
Передернув плечом, она ответила:
— Не этим, так другим.
— Ты что, серьезно? — Взяв ее за плечи, он развернул ее к себе лицом. — Ты так и не поняла: я НИКУДА не уйду. Боюсь, тебе от меня никогда не отделаться.
— Ах, мистер Хендерсон, это так неожиданно. — Она замахала рукой перед лицом, как веером.
Он отпустил ее, но тут же снова взял за руки.
— Нет, не неожиданно. Я думал об этом еще до того, как впервые поцеловал тебя.
Поймав выражение ее глаз, он добавил:
— Ты так на меня смотришь, как будто я — зубной врач. Не паникуй. Я не стану тебя торопить. Просто хочу тебе сказать, что мечтаю провести с тобой остаток жизни.
Остаток жизни.Это сколько? По крайней мере, лет сорок или пятьдесят? Или десять, или пять? Или всего год? Три недели? Если бы можно было знать точно.
— Ничего, ты сразу образумишься, когда я перееду к тебе на пять дней кряду.
— Комнаты сдаются? — С портпледом в руках Белла стояла на ступеньках дома Уилла.
— Конюшни заняты, молодая мисси[25]. Придется взять вас в комнату к хозяину.
— Глаза твои бесстыжие! Впрочем, рада видеть, что мастерства ты не растерял.
— Заходи, заходи. — Уилл взял у нее из рук бутылку вина и перевязанную ленточкой коробку трюфелей. Большой обеденный стол был покрыт новой яркой скатертью в клетку. На нем стояла керамическая ваза, полная душистых белых роз и зеленых веточек, все из сада Уилла. Белла наклонилась понюхать один из бутонов и вздохнула от удовольствия. Уилл театральным жестом открыл кухонный шкафчик: чай с ароматом черной смородины, ее любимый.
— А еще, смотри... — И он потащил ее дальше в дом, полный удивительных преображений. Из прихожей исчезли бачки для стекла, бумаги и прочих отходов для переработки, о которые она все время цеплялась чулками, — теперь они были убраны в подозрительно чистый чуланчик под лестницей. У кровати тоже стояли цветы в голубом стеклянном бокале. На аккуратно сложенных полотенцах лежало маленькое мыло — из гостиницы. А на подушке ее ждала обернутая в фольгу шоколадка.
— Не стоит меня так баловать. Еще привыкну.
— В этом-то и состоит мой гениальный замысел.
Он смотрел, как она распаковывает вещи, то и дело предлагая ей вешалки, освобождая для нее еще один ящик, сдвигая в шкафу свою одежду, чтобы она могла повесить свои платья.
— Ты знаешь, я к тебе не переезжаю. Это всего на пять дней, так что расслабься.
— Хорошо, дорогая. А ты привезла свою маленькую пижамку? Положить под подушку?
— Нет у меня никакой пижамки. Зато я чуть было не привезла мою растянутую футболку с надписью «Я пью, следовательно, я мыслю» и нарисованной на ней бутылкой лагера.
— Я всегда знал, что ты для меня слишком умна и изысканна.
— Да уж. И пусть никто не говорит, что и в забеге «Модные ночные рубашки» я тоже отстаю. Эта футболка мне бесплатно досталась, от рекламного агентства, где я тогда работала. Она особенно стильно смотрится в ансамбле с моими толстыми лиловыми перуанскими носками.
— И ты не привезла этот замечательный наряд? Разве ты не знала, что перуанские носки буквально сводят меня с ума? Чулки не идут с ними ни в какое сравнение.
— О, как жаль, — сказала Белла, притворяясь, что кладет пару невесомых чулок в еще нетронутой прозрачной упаковке обратно.
Уилл вскочил и залез за ними головой в портплед, как гончая в лисью нору.
— Как-то странно, — сказала Белла, когда они после обеда растянулись на диване.
— Что странно?
— Все это. Быть с тобой вместе, как будто это совершенно обычная вещь. Как будто мы — настоящая пара. Давай хоть поссоримся, что ли.
— Это еще зачем?
— Тогда я смогу расслабиться. А то с тобой я чувствую себя почти нормальной. Такой, которую можно полюбить. Меня это смущает.
— Тебя можнополюбить, балда. — Он возмущенно фыркнул. — И мы и правда настоящая пара.
— Да, дорогой.
— Ну вот видишь. Ты же уже жила с мужчиной, ты должна помнить, как это все бывает.
Она кивнула, а про себя подумала: «Но ведь это было совсем по-другому».
_____
— Ну, мистер Совершенство, а почему ты до сих пор не женат?
— Было дело, почти женился. Так что тебе повезло.
— Н-да? Наверно, у той дамы больше не было выбора. — Она погладила шрам над его бровью. — А что значит почти? Дело дошло до алтаря?
— Нет. И это была не дама, а Каролин. Помнишь, я тебе о ней немного рассказывал?
— Хм-м, да. Та худаяблондинка.
— Не будь дурочкой. Я обожаю твои выпуклости. — Он положил руку ей на живот и нежно сжал его. — Ну вот, и прожили мы вместе много лет, Каролин и Уилл, Уилл и Каролин, мы были не разлей вода, как рыба и картошка, как...
— Как Винни-Пух и Пятачок?
— Тихо. Но потом, знаешь, все как-то шло... Одинаково. Год за годом одно и то же, как мамин джем, который никогда не станет лучше... В общем, я к нему привык, и к Каро тоже...
— Каро? Фу-у.
— Да тихо ты, ты хочешь, чтобы я рассказывал, или нет?
И он рассказал ей, что у них с Каролин все вроде бы шло хорошо, они не ссорились, но и не разговаривали. То есть разговаривали, но разговоры их все чаще сводились к обмену сплетнями об общих знакомых из их небольшого круга и новостями с работы. Они часто выходили, вместе и порознь, редко оставаясь дома и один на один; вокруг них всегда были люди, события. И они уверенно, словно по рельсам, катились к браку, и их могло остановить лишь что-то совсем непредвиденное, вроде железнодорожной катастрофы. Они уже обсуждали, где лучше устроить свадьбу, когда Каролин вдруг получила предложение поехать на три месяца в Нью-Йорк.
— И она согласилась?
— Да, согласилась. И я ее поддержал. Я был самым неэгоистичным женихом в мире. Я сказал: «Ты просто обязана поехать, Каро. Это такая возможность. В конце концов, три месяца — это ерунда». Но я не понимал, что просто обманываю себя. В глубине души я почувствовал облегчение, когда она все же решила ехать.