— Хм? — ответил тот.
— Пожалуйста, называйте меня просто, — она собралась с духом, словно исполняя арию, — Алессандра.
К удивлению Беллы, им постелили в комнате для гостей — вместе.
— Надеюсь, ты не против спать не одна? — со смешком сказала Алессандра, отчего ее фраза прозвучала как двусмысленность.
— В тридцать лет это нормально, мама.
— И я так думаю, и я так думаю, Белла, дорогая. — Алессандра задернула шторы и слегка передвинула вазу с колючим остролистом. — Хотя я, конечно, безнадежно отстала от жизни. — Она расправила полотенца для гостей, висящие на краю умывальника. — Здесь полотенца, мыло. Да... Вот подожди, когда твои дети начнут тебе выговаривать за каждое слово, тогда посмотрим.
Белла начала разбирать свой портплед.
— Я тебе не выговариваю, — сказала она косметичке. — Я просто говорю, что если бы я в моем возрасте спала в отдельной комнате, это было бы просто ненормально.
— О чем же спорить? — Алессандра остановилась в дверях. — Ты ведь не в отдельной комнате?
Она улыбнулась Уиллу:
— Если будут нужны еще полотенца, скажите.
Дверь за ней захлопнулась.
— Бога ради! И я так думаю, Белла, дорогая!И эти полотенца! — Белла пнула гору сложенных на кресле полотенец. — Зачем нам столько? Чем, она думает, мы будем здесь заниматься? Роды принимать? Обливаться кленовым сиропом?
— Ну-ну, успокойся. — Руки Уилла обвились вокруг ее талии. — Да, так что там насчет кленового сиропа?
— Теперь я понимаю, откуда у Беллы такое кулинарное изящество, — заметил за ужином Уилл, сияя так, как будто на него посыпалась манна небесная. — Это просто великолепно.
— Подлиза! — одними губами прошептала Белла.
Когда они остались наедине, Уилл уселся на кровать и приступил к Белле с расспросами, в чем, собственно, дело.
— Теперь я понимаю, откуда у Беллы такое кулинарное изящество! — передразнила она. — Изящество? А куда же подевался нормальный английский язык?
— Чего ты на меня-то злишься? Я — не твоя мать.
— Очень смешно. И я не злюсь.
— Нет, злишься. Я думал, ты сама хотела, чтобы я похвалил ее стряпню. В руководстве по посещению родителей так и написано: «Похвалить стряпню».
Уголки его рта подрагивали, как будто он ожидал, что она сейчас рассмеется вместе с ним.
— Да? Но там не написано: «Сюсюкать с ними до умопомрачения!» Подхалим!
— О, как мило. Я тебя тоже люблю.
— Когда ты здесь, будь на моей стороне, пожалуйста. Больше я тебя ни о чем не прошу.
— На твоей стороне? А я, по-твоему, на чьей? Я просто стараюсь понравиться твоей маме, я, в конце концов, просто вежлив. В гостях так принято. Этот древний обычай, кстати, называется Уметь Ладить с Людьми. Советую и тебе попробовать.
— Ш-ш! Тише. А я, значит, не умею ладить с людьми?
— Ну, по крайней мере, тебе не повредит новая революционная тактика — говорить маме приятные вещи.
Белла со скрипом отодвинула тугой шпингалет и открыла окно.
— Я так и знала, что ты ничего про нее не поймешь.
Он подошел к ней и положил руку ей на плечо, но она лишь стряхнула ее.
— Я понимаю. Она с тобой немного неуклюжа. Как будто ей неловко. Не знаю, почему. Но ты все только усугубляешь, разве ты не видишь? Рядом с тобой она так нервничает, как будто боится, что ты ее ударишь.
— Она нервничает! Ха!
Уилл серьезно кивнул:
— Да, так и есть. Похоже, вы обе застряли в каком-то тупике. Почему бы тебе не сделать первый шаг, как Элен тебе советовала?
— А почему я? Она мне мать, а матери обычно берут такие вещи на себя.
— Что-что? Ну, знаешь, с таким подходом ты далеко не уедешь. Ей-богу, ты как в школе: сэр, она первая начала!
— Но я пытаюсь, — скрестила она руки на груди. — Ты просто не понимаешь, ничего не понимаешь.
— А как мне понять, — в его голосе появились резкие нотки, — когда ты мне ничего не рассказываешь? Ничего не рассказываешь о своих трудностях, страхах. Ты просто меняешь тему разговора и отворачиваешься или отшучиваешься. Вообще-то, ты от всего отшучиваешься. Но, Белла, разве так можно?
Белла хотела было заговорить, возразить, ответить ему такими же горькими словами. Но она не могла проглотить застрявший в горле комок. Сосредоточенно сглатывая, она лишь пыталась хоть немного вздохнуть.
— Нет, так нельзя, Белла, — продолжил Уилл. — Конечно, я многого не знаю, я чужой в твоей семье. Может, это все, черт возьми, и не мое дело.
Если бы она повернулась к нему, отошла от окна, то увидела бы, что он вдруг как-то съежился, уменьшился, словно признавая свое поражение.
— Может, и не твое, — сказала она, глядя прямо перед собой. — И не стоит тебе о нас беспокоиться.
Она услышала, как он глубоко-глубоко вздохнул. Щелкнула закрывшаяся за ним дверь. Она стояла тихо, как на одной из своих картин; облокотившись на оконный переплет, смотрела в сад своей мечты.
* * *
Она видит их сквозь спинку скамейки, сколоченную из нескольких досок, — они сидят под миндальным деревцем. С того места, где она лежит, зарывшись в густую высокую траву, ей видны только полоски ткани — это люди на скамейке. Незнакомые, но все же узнаваемые. Папин воскресный пиджак, зеленый и неровный, словно высохший мох, волосы миссис Меллорс, покрашенные в «клубничный блонд», хотя на клубнику они ничуть не похожи. Она всегда уверяет, что не красит волосы, а просто «немного подчеркивает натуральный цвет». До Беллы доносятся обрывки разговора. Его тон то опускается, то внезапно поднимается, как температурный график, который она рисовала в школе.
Неожиданно слова обретают смысл, четкий и резкий под ярким солнцем.
— ...Трудности... в общении... — говорит ее мать, — ...очень благодарны.
— ...образуется, — откликается миссис Меллорс.
Вступает папин голос, низкий и мягкий, но ей из травы ничего, ну совсем ничего не слышно! Раздается громкое — ш-ш! — и наступает молчание. Она падает лицом в пахучую траву, но уже поздно.
— Белла! — голос ее матери звучит настороженно и как будто издалека. — Мы тебя не заметили, дорогая. Не валяйся в мокрой траве. Иди, поздоровайся с миссис Меллорс.
Белла поднимается, запястьем оттирает зеленые коленки и заправляет волосы за уши.
— Для маленьких послушных девочек, которые тихо сидят на скамеечке, у меня есть panet tone ,— говорит мать, отряхивая ее спереди.
25
В воскресенье к обеду Алессандра уже по-свойски похлопывала Уилла по плечу и смеялась всем его шуткам. Джеральд взял его на экскурсию в сад, после чего объявил, что Уилл «с Беллой справится» и что он «вообще молодец». Говоря это, он смеялся, и Белла подумала, что он, должно быть, шутит. После обеда Уилл обнаружил ее в гостиной. Она читала книгу, сидя в кресле и подобрав под себя ноги.
— Не выйдешь ли ты к нам? — поинтересовался он. — Скоро будет кофе.
— Нет, спасибо.
— Мадам желает, чтобы кофе доставили ей прямо сюда? Делайте заказы, а то официанты скоро уйдут домой. — Он улыбнулся и заглянул ей в лицо.
— Не надо, спасибо.
— Что случилось?
— Ничего. Просто читаю.
— Подумайте только, она читает. Мы проперли через всю страну, а ты прячешься по углам, словно дикий подросток. Ты что, всегда, когда приезжаешь в гости, скрываешься от хозяев?
Белла не отрывалась от книги.
— Это просто невежливо. И по отношению ко мне, и по отношению к твоим родителям. Я приехал сюда только из-за тебя, а ты меня избегаешь.
— Ты, кажется, прекрасно обходишься и без меня.
— Я общаюсь за двоих — за себя и за тебя.
— Можешь не утруждаться. За меня общаться не стоит, они ко мне привыкли. Я ведь нелюдимая, разве моя мать тебе еще не сказала?
— Ну, хватит. Взгляни на меня, пожалуйста.
Белла оторвала взгляд от страницы. Глаза ее смотрели холодно и надменно.