— Чего тебе?
— Где Артем? Ты говорила — он сразу же окажется здесь!
— Может, ему там понравилось. Откуда мне знать!
— Куда ты его отправила?
— В "давно", — Иелла на секунду задумалась. — Где- то с полмиллиона лет назад, наверно — если только тот странный импульс не сбил настройки.
— Ты просто не рассчитала отдачу!
— Нет никакой принципиальной разницы в отправке полуфунта манганина и пуда каленой стали. Только вот отдача при отправке Артема должна была как раз быть меньше.
— Тогда что это было? — недоуменно поинтересовалась Лена, вспоминая согнутое пополам литое бронзовое зеркало.
— Откуда мне знать? — Иелла возмущенно всплеснула руками. — Я же, с твоей подачи, занимаюсь совершенно бредовой идеей параллельных миров! К слову, с каждой книгой я лишь убеждаюсь в правильности своей позиции. Вот, кстати, гляди, — чародейка ловко выдернула потрепанный том из самого низа кипы книг, прихваченных из Института. — Это что?
Лена недоуменно уставилась на грубое изображение змеи, озадаченно жующей собственный хвост.
— Змея.
— Деревня. — Пренебрежительно протянула ведунья. Лена уже давно приучила себя не обращать внимания на подначки. — Это Ригерстагг — змея, поглощающая саму себя. К слову, очень древний символ, самые ранние изображения датируются десятком миллионов лет.
Лена вдруг почувствовала, как по ее спине вдруг прошлась целая стая ледяных мурашек. Она уже видела похожую картину — на обзорной лекции по истории мировой культуры.
— Символизирует бренность сущего, одновременно символ бессмертия и бренности всего сущего. Впервые отмечено в пятом тысячелетии до Года Мира… — деревянным голосом сказала девушка.
— Что такое "Год Мира"?
— Когда прекратились все войны.
— Так не бывает.
— У нас — есть. Точнее — было…
Ночью Лена никак не могла уснуть. Она неподвижно лежала в постели, взирая во тьму, а в душе ее бушевала настоящая буря.
"Неужели все безнадежно, а странные происшествия — это лишь первый признак надвигающейся катастрофы, после которой не останется ничего, кроме десятка рисунков?" — Девушка снова вспомнила Ковдель, зелень его бульваров, по которым было так приятно возвращаться с учебы, милые кафешки, парящие над рекой ресторанчики, тенистые парки… — "Неужели это все обречено превратиться в пыль, в тлен, в ничто? Как краток был миг благоденствия — а мы думали, что это останется навсегда."
— Лена? — послышался шепот с соседней койки. — Ты не спишь?
— Неа.
— Если мы починим машину времени, то я смогу вернуть тебя обратно. Обещаю.
— И я буду знать, что мой родной мир обречен.
— Все мы обречены, если смотреть на вещи слишком широко. Вспомни Ригерстагга.
— Слишком широко! — Лена возмущенно фыркнула. — Тебе легко рассуждать.
— Ага, легко, — отозвалась чародейка звенящим голосом. — Это ж не мой дом сожгли дотла, уничтожив все, над чем я работала. Конечно.
— Извини.
На пару минут в пещере воцарилась хрупкая тишина.
— Каков этот твой мир? — вдруг спросила Иелла. — Знаешь, если заглянуть тебе в душу — ты совсем не такая, как остальные. Это как сравнивать пух и вату — вроде и то, и другое мягкое, но не совсем…
Лена позволила себе улыбнуться. Прилив ностальгии сейчас работал на нее — она чувствовала, что может говорить о родине бесконечно.
— А ты хоть выспишься? Я могу многое рассказать.
— Не тяни! — со стороны постели чародейки послышалось шуршание, словно она переворачивалась на живот, желая записать рассказ в подробностях. — Раньше начнем — больше расскажешь.
— Ну, слушай…
Иелла слушала, открыв рот. Она сейчас впервые поняла, насколько отличается ее собственный мир, полный чудес и открытий — казалось бы, еще чего желать? Оказалось, есть чего: даже не касаясь невероятных техно-магических чудес, родина Лены гарантировала мир всем и каждому — вне зависимости от места рождения или любимых идей. Увы, Муромин не мог похвастаться тем же — пока его наивысшим достижением было отсутствие бездомных и голодных.
— Здорово у вас, — с трудом скрываемой завистью пробормотала чародейка.
— Особенно здорово — эти непонятные дыры, в которые можно провалиться, просто зайдя за угол, — язвительно отозвалась Лена, живо припомнив свой ужас, когда из-за крыши уютного кабачка вдруг выплыла вторая луна. — Да, кстати, а как ты это объяснишь?