Выбрать главу

— Тихо, Мелли, тихо… Все хорошо, успокойся.

Женщина безвольно осела на койку, и старушка привычным движением укутала страдалицу в одеяло.

— Спи. Все будет хорошо.

Рабочая смена грохотом гонга вырывала Хельгу из теплых объятий сна. Пять минут на сборы, включая скоростную помывку, тарелка с резиновой кашей и стакан теплой крашеной воды, а потом — четыре часа метания от одного станка к другому. Там — челнок застрял, тут — нитка кончилась, здесь — основа поехала, а это все — брак, брак, брак! Быстрее молнии поправить — и бежать дальше, некогда рассиживаться…

Треск звонка — можно поправить сползшую косынку, чуток расслабиться: обед. Снова каша и чай — с заваркой и сахаром! Как хочется после этого завалиться в теплый угол, но нельзя: работа!

Снова звонок, снова пошло полотно: и гладкое, и узорчатое, и с рисунком — только успевай следить! Хельга успевала: наметанный глаз художницы мигом замечал брак, а музыкальный слух быстро улавливал "нетипичный" грохот станка, и каждую неделю знакомый почтальон забирал очередную пару крон — в помощь родителям.

Через полгода Хельгу поставили на тяжелые шерстяные ткани — свет в этом цеху едва пробивался сквозь пыль, но и платили намного лучше. А это значило — все ближе будет тот день, когда девушка сможет считать себя полностью свободной от обязательств.

Городская суматоха целиком захватила девушку. Через пару лет ее жизнь в деревне казалась ей призрачным сном — а как еще можно относиться к жизни, где все делается очень неспешно? Местечко постепенно оживало: наконец отстроили ратушу, повыбили бандитов, наладили милицию — очень странно бывало видеть в одном отряде бывших врагов. Но, похоже, чары Талейн работали хорошо, и вскоре по улицам можно было ходить и ночью без риска очутиться в канаве с перерезанным горлом.

Хельга откровенно наслаждалась ткачеством: ее завораживало, как из кучи нитей вдруг сплетается причудливый узор. Сукна требовалось много: по нынешней разрухе все предпочитали одежду теплую и крепкую. А тут она получалась еще и красивой, и девушка не раз ловила себя на мысли, что ей очень приятно видеть знакомый рисунок.

Впрочем, побродить по улицам Хельге выпадало нечасто — нормы постепенно росли, и даже приток беспризорников не спасал положения. Большинство из новичков были слишком измождены, чтобы тянуть полную нагрузку, их приходилось сперва откармливать, прежде чем ставить к станку. Вскоре и девушка обзавелась тремя подопечными — а это значило, что теперь она отвечала еще и за их работу.

Год "наставничества" пролетел быстро, но очень тяжело: весной Хельга подхватила воспаление легких, и целый месяц работала с половинной нагрузкой. Сэкономить тогда ничего не удалось, но девушке было не до этого: от вида шустрого челнока, скользящего в переплетениях нитей, к концу смены начинала зверски болеть голова, а таблетки, прописанные врачом, стоили неимоверно дорого. В итоге, прикинув все "за" и "против", девушка сделала ставку на обтирания и горячие припарки на грудь.

Сперва это помогло, и, погревшись летом на солнышке, Хельга уверилась, что самое страшное позади. Но с осенними дождями все вернулось. Легкие постоянно издавали хрипы, словно разладившиеся мехи, а аппетит совсем пропал — девушка с трудом заставляла себя съесть даже миску каши, не говоря уже об остальном.

Этот октябрь оказался скучным и неинтересным: ледяная грязь, в которой тонули все краски золотой осени, холодный дождь, сквозняки и простуда. Теперь по утрам у девушки ломило все кости, а после смены она по полчаса сидела в бане, набираясь смелости, чтобы выбраться наружу. Но с каждым днем дело становилось все хуже.

Кубышка под матрасом успела потолстеть всего на пару марок, прежде чем Хельгу начало рвать кровью.

— Рассеянный туберкулез, — пожилой врач в медпункте безучастно пожал плечами. — Плюс наверняка пневмокониоз. Ничего удивительного, учитывая ваш образ жизни, милочка.

Управляющий, похоже, узнал о случившемся еще раньше Хельги — небрежно упакованные вещи встретили девушку на пороге барака.

— Расчет, — на ладони чиновника блестел последний десяток крон.

— Как это? — недоуменно спросила девушка. В ее голове просто не умещалось: как ее можно так просто выставить за порог?

— Забирай и катись, а то остальных мне еще перезаражаешь.

Хельга заглянула через плечо управляющего в барак, и не узнала помещения, служившего ей домом последний год: ни одного знакомого лица… Масса малолеток с горящими глазами и в деревенской одежде: конечно, "настоящий город, живые деньги"… Девушке захотелось закричать, но управляющий, похоже, все предусмотрел. В грудь Хельге уперся черенок метлы — это поспел дворник и, по совместительству, вышибала.