Разве могло не охватить всех [видевших это] крайнее изумление? Как получается, что пригодная для плавания природа [моря] — само неотъемлемое качество морских вод стремительно двигаться и поддерживать корабли, — которая раньше позволяла скользить по своей поверхности подгоняемым порывами ветров кораблям, теперь изменила своему естеству, приобретя взамен противоположную сущность, и стала удерживать корабль на месте, словно суша? Как оказалось возможным, что стремительный ветер, движущийся в пространстве с большей легкостью, нежели вода, постепенно ослабел и не увлекал корабль своей [для всех] очевидной силой, хотя на пути корабля не стояло никакой серьезной преграды? И то, что текучие [воды] моря соделались твердыми как земля, достойно быть прославленным как чудо не менее, чем расступившееся море, явившее землю. [198] Поистине, [чудо] сие достойно того, чтобы чтить его вместе с чудесами ветхозаветных времен, и повествовать о нем не меньше, чем о тех, и прославлять за него Бога, для Которого совершенно осуществимо все, что бы Он ни задумал.
§ 17
Ἀλλ’ οὕτως ὁ τῶ Πέτρω σύμπλους ὅμιλος τῆ γῆ προσπελά σαντες, πρὸς τὴν ὑπώρειαν ἀποβιβάζουσιν οὐκ ἀδακρυτὶ τὸν γεννάδαν· ὃς καὶ ἀνέλαβεν ἤδη καταπεπτωκότας ὑπ’ ἀνοίας [199] αὐτούς, προειπών αὐτοῖς τὸν τε πλοῦν ἀκίνδυνον καὶ τὴν πρόθεσιν ἀνύσιμον ἕξειν. Οἱ μὲν οὐν ἐστέλλοντο μετ’ ἀγαθῶν τῶν ἐλπίδων· ὁ δὲ βία μὲν, ἐπέβαινε δὲ ὅμως τῶν ἀβάτων, καὶ ἀνέβη τὸ ὄρος καὶ εἰσέδυ τά ἄδυτα, θεῶ μόνῳ τά καθ’ ἑαυτόν ἐπιτρέψας, ῷ καὶ μόνῳ προεθυμήθη τε καὶ ὑπέστη ζήσειν, ὃ καὶ εἰς τέλος [200] ἀγαγεῖν ἔσπευδεν, οὐ μόνον ἀπόσιτος ὢν σχεδόν τῶν ὅσα πέφυκεν ἀνθρώπων συνέχειν φύσιν καὶ βραχύ τι παρ’ ἀγγέλους ἠλαττωμένος τουτί τὸ μέρος, ἀλλὰ καὶ ψύχει καὶ καύσωνι καὶ παγετοῖς καὶ χιόσι καὶ ὄμβροις, γυμνός τε καὶ ὕπαιθρος, ὢ τῆς καρτερίας, ταλαιπωρούμενος (ἀνήρ γὰρ ἐκεῖνος εἴπερ τις νοῦν ἔχων καὶ συνεὶς τὴν τοῦ γηῖνου τοῦδε συγκρίματος φύσιν, ὡς καὶ αὐτόν βρίθει τὸν νοῦν καὶ πρὸς γῆν κατασπῶσα τὸ πολίτευμα ἔχειν ἐν οὐρανοῖς οὐκ έᾶ), διά πάντων καὶ τῶν ἐνόντων βότανῶν πάνυ μετρίων μεταλαμβάνων, δεινῶς συνέτηξε τὸ σαρκίον καὶ τῶ νῷ τόνον ἀξιόλογον ἐνειργάσατο [201] καὶ θεῖον ἀτεχνῶς ὄχημα τὴν καρδίαν καὶ οὐρανόν [202] ἄλλον καὶ τοῦ οὐρανοῦ φίλτερον ἐνδιαίτημα τῷ θεῷ τῆ καθ’ ἡσυχίαν ἀκριβεῖ σχολῆ συνέστησε· τοῦτο δὲ ἐστιν, ὡς συνελόντα φάναι, τοῦ νοῦ πρὸς ἐαυτόν ἐπιστροφή καὶ σύννευσις, μᾶλλον δὲ πασῶν τῶν τῆς ψυχῆς δυνάμεων, εἰ καὶ θαυμαστόν εἰπεῖν, πρὸς τὸν νοῦν ἐπιστροφή καὶ ἡ κατ’ αὐτόν τε καὶ [203] θεόν ἐνέργεια.
Итак, корабль пристал к земле, и спутники Петра по плаванью высадили благородного [мужа] у подножия горы, заливаясь слезами. Он же принялся утешать их, по неразумию своему пришедших в совершенное уныние, и предсказал им безопасное плавание и успешное достижение [цели]. И они отправились [дальше] с добрыми надеждами, а он с трудом стал подниматься туда, где [до него] никто не ступал, и взошел на гору, и проник в места, путь в которые обычному человеку закрыт. [204] Всего себя вверив Богу, к Которому одному устремился и ради Которого обещал жить, — это он исполнял усердно, — [он] не только не вкушал почти ничего из того, что питает и поддерживает человеческую природу, и в такой доле «мало чем уступал ангелам», [205] но нагой и под открытым небом много страдал от холода и от жары, от стужи, снега и дождя — о [невероятное] терпение! [206] Ведь муж этот, будучи разумным, [207] понимал, как [в человеке естество] соединяется с перстным: [208] что это соединение отягощает ум и, увлекая его к земле, не позволяет достичь жительства на Небесах. Именно так, перенося всяческие лишения и питаясь [лишь] растущими там травами, [да и то] весьма малым количеством, он в высшей степени изнурил плоть и достиг достохвального сосредоточения ума. [209] Сердце свое, благодаря тщательному упражнению в исихии, он соделал совершенной божественной колесницей, [210] новым небом и обителью Бога более приятной, чем само небо. А это означало, говоря кратко, что ум его возвратился к самому себе [211] и стал единодушен с самим собой, [212] и даже, как ни удивительно это звучит, все силы души возвратились [213] к уму и действовали согласно и ему, и Богу.
204
Доcл. «в священные места». Так как слово τά ἄδυτα часто означает «алтарь», Палама указывает на то, что прп. Петр был допущен Богом в
206
Далее следует аскетическое отступление Паламы, объясняющее смысл воздержания и исихии.
207
Ум здесь понимается как высшее начало души человека (так у Евагрия), что будет разъяснено Паламой ниже.
208
То есть человеческая природа связана с земными чувствами, желаниями, представлениями. Досл. «понимал природу соединения с этим перстным естеством».
211
Досл. «сворачивание внутрь», «концентрация в себе». Слово συνέλιξις один из терминов прп. Дионисия Ареопагита, заимствованный из неоплатонической традиции (см., например, Procl., th. Plat., vol. 4, 70.22–71,3 ← Dion. Ar.,
212
Обычно слово σύννευσις (доcл. «схождение в одной точке», «предпочтение (множеству одного)»), происходящее из лексикона неоплатоников (Plot., еnn. 3,8.11, 22–31), у Ареопагита означает «предпочтение множеством одного (то есть Божества)» (Dion. Аr., е. h. 2.3.5. = PG 3.401В), а у прп. Максима Исповедника — предельное единодушие аскета с Духом Святым (PG 91, 89D). Палама инкорпорирует слово в описание исихастской практики: все силы души собираются умом в некое надприродное единство, не противоречат ему, становятся с ним согласованными, а следовательно, согласованными и с обретающимся в нем божественным присутствием.
213
Ср. Dion. Аr., d. n. 4.7 = PG 3,704В. Учение Паламы о возвращении сил души к уму восходит, несомненно, к ареопагитским текстам. Евагрианская традиция, оказавшая большое влияние на аскетические писания, не отражена здесь в полной мере. См. сноску ниже.