§ 18
Τὰ δὲ ἐντεῦθεν πρὸς ἀκρίβειαν ἐξειπεῖν, ἀδύνατον. Ὅταν γὰρ ό νοῦς αἰσθητοῦ παντός ἀπαναστῆ καὶ τοῦ κατακλυσμοῦ τῆς περὶ ταῦτα τύρβης ἀνακύψη καὶ κατόπτευση τὸν ἐντός ἄνθρωπον, τέως μὲν ἐνιδών τὸ προσγενόμενον εἰδεχθές προσωπεῖον ἐκ τῆς κάτω περιπλανήσεως, τοῦτο διά πένθους ἀπονίψασθαι σπεύδει· κἀπειδάν περιέλη τὸ δυσειδὲς τοῦτο κάλυμμα, τότε δή, τότε μὴ ποικίλαις σχέσεσι τῆς ψυχῆς ἀγεννῶς διασπωμένης, μόγις εἰρήνην ἄγει καὶ τῆς ὄντως ἡσυχίας ἅπτεται καὶ καθ’ ἑαυτόν μένει νοῶν αὐτός ἑαυτόν [214] μᾶλλον δὲ δι’ ἑαυτοῦ, καθ’ ὅσον ἐγχωρεῖ, τὸν θεόν, δι’ ὅν έστιν· ὅτε καὶ τὴν ἰδίαν ὑπερβάλλει φύσιν καὶ θεοῦται τῆ μετουσία, προκόπτων ἐπὶ τὸ κρεῖττον ἀεί, μόνον εἰ φράττοιτο [215] πανταχόθεν εὐφυῶς καὶ μηδαμόθεν ἴσχοι [216] πάροδον ἡντιναοῦν ὁ τῆς κακίας ἀρχῆθεν εἰσηγητής, ἵνα μὴ παρεισδύς καὶ σεσαρωμένον εὑρών μετὰ τῶν ὀπαδῶν τῆ ψυχῆ παραμείνη καὶ τῆς οἰκείας πονηρᾶς φάλαγγος στρατόπεδον, φεῦ, αὐτήν ἀπεργάσηται, καὶ «γένηται τά ἔσχατα τοῦ ἀνθρώπου ἐκείνου χείρονα τῶν πρώτων», κατά τὴν εὐαγγελικήν ἐκείνην φωνήν.
В точности выразить дальнейшее невозможно. Ибо когда ум удалится от всего чувственного, [217] вынырнет из водоворота смятения, который кружится вокруг чувственного, и вглядится [218] во «внутреннего человека», — тогда, узрев отвратительный грим, [219] приставший [к нему] из-за блуждания долу, спешит смыть его скорбью. А как только это безобразное покрывало сдернуто, — именно тогда, когда душа не разрываема различными низкими привязанностями, — ум вряд ли успокаивается, нет, он воистину соединяется с исихией, пребывает наедине с собой, и, насколько это вмещает, считает сам себя, вернее [себя] выше себя, — Богом, ради Которого существует. Когда же он превзойдет и собственную природу и обожится через приобщение [к Богу], тогда постоянно будет совершенствоваться в еще более прекрасном — правда, только в том случае, если ум со всех сторон оградил себя, и если ниоткуда не удается подступиться к нему изначальному виновнику зла, чтобы этот последний, проникнув [внутрь] и найдя ум выметенным, не остался в душе [человека] со своими приспешниками и не сделал ее — увы! — лагерем для лукавого своего войска: и будет, по слову Евангелия, «последнее для человека того хуже первого». [220]
§ 19
Ἀλλὰ τοῦτο μὲν ἀπείη παντός. Ὅταν δὲ ὁ νοῦς, ὡς ἤδη φθάσας ἐδήλωσεν ὁ λόγος, ἅπαν ἔνοικον πάθος ἀπελάσας, τὴν ἀπροσπάθειαν περιποίησῃ τῆ ψυχῆ, καὶ μὴ μόνον αὐτός πρὸς ἑαυτόν, ἀλλὰ καὶ τάς ἄλλας τῆς ψυχῆς δυνάμεις ὁλοκλήρως ἐπιστρέψας, ἅπαν ἐπίκτητον ἐκ μέσου ποιήσηται, τέως μὲν ὅ τί ποτε τοῦ πονηροῦ κόμματος, προϊών δὲ ἐπὶ τὸ τελεώτερον, μᾶλλον δὲ τὸ [221] τελεώτατον, καὶ τά τῆς χρηστοτέρας μερίδος, οὐχ ὅπως τὴν ὑλικήν δυάδα διαβάς, πρὸς δὲ καὶ νοητῶν καὶ τῶν οὐκ ἀφαντάστων νοημάτων ὑπεραναβάς, καὶ πάντα θεοφιλῶς ὁμοῦ καὶ φιλοθέως ἀποθέμενος, κωφός τε καὶ ἄλαλος κατά τὸ γεγραμμένον παραστῆ θεῶ, τηνικαῦτα λόγον ὕλης ἴσχει καὶ πλάττεται τὴν ἄνω πλάσιν ἐπὶ πάσης ἀδείας, ἅτε μηδενός θυροκοποῦντος τῶν παθῶν, τῆς ἐκτὸς [222] χάριτος ἐπὶ τὸ κρεῖττον μεταρρυθμιζούσης ὅλον· ὁ μέντοι τούτων εὐμοιρήσας νοῦς καὶ πρὸς τὸ συνημμένον σῶμα πολλά διαπορθμεύει τοῦ θείου κάλλους τεκμήρια, χάριτί τε θείᾳ καὶ σαρκός παχύτητι μεσιτεύων καὶ δύναμιν τῶν ἀδυνάτων ἐντιθείς.
Но пусть такого не случается вовсе! Ибо когда ум, 19 как показало предыдущее слово, изгонит всякую живущую в нем страсть, стяжает для души бесстрастие, полностью возвратив к себе не только сам себя, но и все прочие душевные силы, — он извергает все извне приобретенное им [223] из своей сердцевины. И вот тогда ум устремляет все, что было в нем дурного, [224] к тому, что более совершенно, а вернее, к тому, что совершеннее всего и причастно лучшему уделу, дабы не только превзойти материальную двоицу, [225] но и подняться к умозрительным и совершенно отрешенным от [всякого] представления мыслям. Богоугодно и боголюбиво совлекши все свои одеяния, он, согласно Писанию, «нем и безмолвен» [226] предстает перед Богом. В этот миг закон материи сдерживается умом, и ум в полной безопасности ваяется как вышнее создание, ибо не стучится более к уму никакая страсть, так как полученная извне благодать всего его настраивает на лучший лад. Поэтому причастный к стольким благам ум и на соединенное с ним тело переносит многие признаки божественной красоты, будучи посредником между божественной благодатью и грубостью плоти и делая возможным невозможное.
217
См. Evagr. Pont., or. 118–120 = PG 79, 1193A, В: «блажен тот ум, который во время молитвы стяжал предельную невосприимчивость».
218
Слова ἐποπτεύω и ἐποπτικός относятся как termini technici к мистериям Элевсина и к культовым практикам корибантов (Clem., prot. 2: p. 15.1 = PG 8, 80В). Климент Александрийский использовал это слово для описания христианских таинств (PG 8, 984В).
223
Понятие «приобретенное» (ἐπίκτητον) восходит к Платону и является синонимом слова «сущность» (οὐσία). Вещи природные, естественные (τά φύσει ὄντα) противопоставлены вещам не природным, приобретенным (τά ἐπίκτητα). Палама говорит здесь о вещах, противных совершенной человеческой природе, то есть привнесенных в ум врагом.
225
Противопоставление телесного и душевного в материи восходит к Филону Иудею: δυάς δὲ παθητῆς καὶ διαιρετῆς ὕλης (De spec. legg. 3, 180) и святоотеческому языку не свойственно. Возможно также влияние рассуждения Никиты Стифата, который говорит о «вещественной двоице неразумной части души» (О рае, § 32). Согласно античному учению о душе это