В клетке, кроме нас с кузнецом, сидело и лежало еще человек семь. Но они были свободными. В смысле — свободными от цепей.
— Куда нас везут? — спросил я.
— На кудыкину гору, — злобно оскалился кузнец.
— Тебя-то за что? — поинтересовался я, пытаясь выразить сочувствие.
У старшины кузнецов не было причины любить меня. Напротив. Судя по всему, ему хотелось отплатить мне за унижение, пережитое по моей милости… Сам виноват. Зачем было называть меня «грязным наемником», да еще на заседании городского Совета?
Желательно бы наладить со старшиной хорошие отношения, потому что со скованными руками и ногами особо не подерешься. Вот только Эрхард, скотина, становиться мне другом не хотел.
— А ты, вонючка, еще спрашиваешь? Помнишь, как я за тебя вступился, а? Сказал, что наемник своих денег стоит? Сказал! А ты что сотворил? Меня же при всех избил и бургомистру сказал, что я на его место целюсь. Меня, тварь, из-за тебя сюда сунули!
— Ты что, спятил? — удивился я. Бить я его — точно не бил. Всего лишь придушил на его же гильдейской цепи и потребовал извинений.
— Кто спятил? Я?!! — вызверился Эрхард. — Ах ты…
Старшина гильдии (теперь, надо полагать, бывший) резво подпрыгнул, подскочил ближе и принялся с наслаждением избивать меня ногами, норовя попасть в лицо. В своем положении я не мог не то что сопротивляться, но даже закрыться от ударов.
Уже потом, задним числом, я вспоминал, что мне хотелось умереть. Нет, не от боли, а от унижения. Но не умер, а потерял сознание.
Я очнулся. Из-за крови, залившей глаза и уже засохшей, видеть ничего не мог, но услышал, как кто-то громко сказал:
— Это еще что такое? Кто его так?
— А ты куда смотрел? — вмешался начальственный баритон. — Если не довезем, сам в клеть полезешь.
Мои «одноклеточники» молчали. Впрочем, они молчали и раньше. Никто не пытался ни защитить, ни даже просто сказать, что лежачего и связанного бить нельзя.
— Н-ну, каторжные крысы, кто его бил? Не скажете? Ладно… Сам узнаю. А как узнаю, кто товар портит, раком поставлю и поимею, как портовую шлюху! — с угрозой в голосе пообещал баритон.
Я почувствовал, как оковы отцепляют, а меня вытаскивают из клетки, волокут, как мешок с тряпьем, бросают на землю и льют воду.
Холодная вода принесла толику облегчения, смыла соленый привкус крови с губ.
С трудом разлепил один глаз, прищурился и разглядел несколько людей в одинаковых кожаных куртках, добротных суконных штанах и высоких сапогах. Так могли одеваться егеря, лесничие, приказчики и охотники — те, кто вынужден подолгу находиться в дороге или на свежем воздухе. Вооружены тоже однообразно — длинные ножи, напоминающие короткие тесаки и дубинки. Опять же, такое оружие могли иметь и купцы, и тюремщики.
— Ишь, шевелится, — обрадовался один из охранников.
— Помрет? Или довезем? — деловито поинтересовался другой.
— А хрен его знает, — философски ответил первый. — Либо — помрет, либо — довезем!
— Надо довезти, — отрезал тот, с начальственным баритоном. — За него сто талеров плачено. Не довезем, управитель с нас же их вычтет. У тебя лишние деньги есть? То-то… Хоть труп, хоть живого, а довезти надо. Лучше пусть в руднике подохнет.
— Да ладно, бригадир, не впервой, — успокоительно прозвучал еще один голос, обладателя которого я не рассмотрел. — Ну в крайнем случае поймаем кого.
— Поймаем… Где тут ловить? — фыркнул бригадир. — Не прежние времена… Мужичье, как клетки увидят, сразу деру дают.
Я глубоко вздохнул, пытаясь понять, насколько мне плохо. Резкой боли не было. Уже хорошо. Значит, сломанных ребер нет. Но избитое тело ныло, а зубов выплюнул штуки две (или три, если с обломками?).
— Капитан, — прохрипел я, повышая бригадира охраны до военного чина. — Может, снимете цепи? Худо мне совсем…
— Цепи снять? Нет уж, парень, до рудника терпи, там и снимут. Лучше скажи — кто тебя так отделал, мы с ним сами разберемся…
— Не помню, — еле-еле пробормотал я. — Ты, капитан, лучше бы цепи приказал снять. Может, у меня рука сломана, ребра… Помру ведь…
— Старшой, а может, снимем железки? — заступился кто-то. — Куда он денется?
— Куда денется? — переспросил командир. — Ты не слышал, что о нем бургомистр сказал? Наемник это. Опасен, мол, как боевой пёс!
— А что бургомистр? Бургомистр — крыса городская, всего боится, — хохотнул «добрый» охранник. — Увидел, как наемник кому-нибудь в морду дал, ссыт от страха. Мало мы солдат перетаскали? Еще и не таких обламывали. В цепях оставить — корми его всю дорогу да приглядывай, чтобы свои же пасть не порвали. Хрен знает, может, он чью-то невесту перед свадьбой поимел? Или сестрицу любимую обрюхатил?