Вячеслав Хреников
Слово о Боливаре
В темноте сцены освещается портрет Симона Боливара. Голос за кулисами произносит:
— Здравствуйте. Это Симон Боливар. Национальный герой Венесуэлы. Освободитель. Полное имя — Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепьсон и Понте Паласиос и Бланко. Освободил от испанского владычества Венесуэлу, Колумбию, Панаму, Эквадор, Перу, и Боливию. Отменил рабство.
А история наша повествует о том, как прекрасная Эсмира…
— Глупая корова! — перебивает другой голос.
— В общем, смотрите, и слушайте сами, — заканчивает голос за кулисами.
Портрет Боливара затемняется, освещается сцена.
За столом сидит мужчина неопределенного возраста, и несколько потрепанного вида.
Он недоволен:
— Глупая корова! Вечно ее нет дома. И ужина нет. Эсмира! Нету. Опять у мамаши своей сидит. Рассказывают друг дружке, какой я нехороший. А мне что делать? — думает. — Помолюсь — ко, я Пресвятой Деве, пусть явит чудо. Подходит к Образу, просит: — Пресвятая Дева, сделай чудо. Протягивает руку за Образ, что — то нащупывает там, торжественно объявляет: — И чудо свершилось!
Достает из — за Образа бутылку.
— Так вот, где ты ее прячешь, богохульник! — появляясь на сцене, восклицает Эсмира.
— Вечно она не вовремя, — вздрогнув от неожиданности, бормочет Мужчина.
Поворачивается, прячет бутылку за спину, и переходит в наступление:
— Женщина! Где тебя носит? Муж уже два часа как дома. Голодный, злой, трезвый, — мужчина демонстративно ставит бутылку на стол, садится, — а тебя нет! Где ты ходишь, женщина?
— А женщина ходила к соседям. Занимала денег, чтобы накормить этого лентяя! — отвечает ему Эсмира.
— Почему лентяя, — удивляется мужчина, — и, зачем занимать? Я ведь позавчера приносил деньги.
— Это те, которые ты вчера проиграл в таверне? — интересуется Эсмира. — Вот попомни мое слово, Пепе, когда — нибудь, ты проиграешь свои штаны. И будешь ходить в юбке!
— Почему в юбке? — Снова удивляется Пепе.
— А потому, что у нас нет больше штанов!
— Не говори так, — обижается Пепе, — когда — нибудь мне повезет, — вот увидишь, обязательно повезет.
— Повезет? Да тебе повезло один единственный раз в жизни. Когда я согласилась выйти за тебя замуж!
— Она согласилась! Скажите, пожалуйста. Можно подумать, у ваших ворот стояли толпы женихов.
— У меня были женихи!
— А куда же они все подевались?
— Это ты, их всех разогнал!
— Разогнал, — довольно соглашается Пепе.
— А я могла бы выйти замуж за приличного человека! Скажи спасибо, что я живу с тобой.
— А куда ты денешься?
— Ах, вот так?
— Да, вот так.
— Так, по твоему, я никому не нужна? — Эсмира возмущена, ищет, чем бы его уязвить. — Да, если хочешь знать, я давно уже наставила тебе рога! Ты рогоносец, Пепе! — кричит она в запале.
— Что? — Пепе хватает со стола нож, подскакивает к ней:
— Кто?
— Кто, что? — оробев, переспрашивает Эсмира.
— Он!
— Кто, он?
— Он! Кто?
— Он?
— Он!
— Он… Он..
— Он! Он! Он!
Прижатая к стенке Эсмира лихорадочно ищет выход, взгляд ее падает на портрет, и ее осеняет вдохновение:
— Он! — и она указывает на портрет.
— Кто? — в растерянности переспрашивает Пепе.
— Он, — торжественно повторяет Эсмира. — Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепьсон и Понте Паласиос и Бланко! — с каждым словом Эсмира наступает на Пепе, а портрет Боливара становится все ярче, и ярче. Когда она заканчивает, Пепе, оторопев, садится на стул.
— Врешь, — говорит он с надеждой.
— Нет.
— Да, где ты могла встретиться с ним? Он и не бывал у нас никогда.
— А помнишь, я ездила в Лиму?
— Это когда ты не могла родить мне ребеночка?
— Это когда ТЫ не мог сделать мне ребеночка!
— И ты поехала помолиться Пресвятой Деве.
— И я молилась ей! Весь день. А вечером я пошла в сад. И встретила там Его! — она указывает на портрет.
— А что он там делал?
— Гулял.
— Один?
— Со своей собакой!
— И что?
— А то, что я подошла к нему, и сказала: — «Синьор Боливар, вы подарили всем нам свободу! Так сделайте же еще одно доброе дело. Подарите мне ребеночка».
— И что?
— И он подарил!
— Врешь!
Пепе вскакивает, замахивается на нее ножом.
— Только попробуй, — предостерегает его она, и указывает на портрет.
Пепе, глядя на портрет, осторожно кладет нож на стол.
— Фернандо, мой сын, — говорит он, обращаясь к портрету.