— Буря! Скоро грянет буря!
Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем, то кричит пророк победы:
— Пусть сильнее грянет буря!..
МОРСКАЯ СЛАВА ОТЧИЗНЫ
«Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, — при стуке топора и при громе пушек», — писал Пушкин об эпохе Петра Великого в 1834 году.
Сравнение России с кораблем в этой краткой и одновременно удивительно емкой пушкинской формуле совсем не случайно. Сошлемся в подтверждение на авторитет К. Маркса, по словам которого «пре вращение Московии в Россию явилось результатом ее превращения из полуазиатской континентальной страны в главенствующую морскую державу на Балтийском море».
Русская литература не только сразу же откликнулась, но и горячо поддержала титанические усилия Петра I по созданию флота и завоеванию выхода к морю.
Одним из самых ярких сподвижников великого преобразователя стал Феофан Прокопович (1681–1736), выдающийся государственный деятель, ученый, литератор, публицист и оратор.
Проповеди Феофана, с которыми он выступал в церкви, а потом печатал, были посвящены разъяснению целей петровской политики. Они совсем не имели церковного характера, это публицистические статьи, написанные доказательно и эмоционально. Пример тому — «Слово похвальное о флоте Российском». Это не только достаточно подробный рассказ о блестящей победе русского флота над шведской эскадрой при о. Гренгам. Это не только традиционные, хотя и искренние славословия царю-реформатору. Это страстный монолог о величии России, которое не может не опираться на могучий морской флот: «А во первых, понеже не к единому морю прилежит пределами своими сия монархия, то как не безчестно ей не иметь флота? Не сыщем ни единой в свете деревни, которая над рекою или озером положена и не имела бы лодок. А толь славной и сильной монархии… не иметь бы кораблей… однакоже было бы то бесчестно и укорительно. Стоим над водою и смотрим, как гости к нам приходят и отходят, а сами того не умеем».
Феофан Прокопович стремится уязвить, задеть за живое своего слушателя и читателя патриархальной отсталостью России, пробудить в них чувство национальной гордости, желание все отдать для блага родины: «Видиши, о Россие, пользу флота твоего! Не только бо готова и сильна тебе от нападения неприятельскаго оборона, которой бы не имела еси, не имущи флота, по вышепредложенному разсуждению, но и наступательная на онаго сила велика и виктории нетрудны».
Петровские преобразования были поддержаны не только интеллектуальным цветом нации, но и широкими демократическими низами. Свидетельство тому — одна из анонимных повестей этой эпохи «Гистория о российском матросе Василии Кориотском». В ней все характерно для того времени. И то, что в центре повествования — матрос и приключения на море. И то, что Василий родом из простых, небогатых дворян. И то, что он хозяин своей судьбы всегда и во всем. История превращения матроса в короля Флоренского могла вдохновлять, но не удивлять: судьба Меньшикова, начинавшего пирожником, была наиболее известной, но совсем не единственной. Характерной чертой времени является и то, что матрос Василий Кориотской смог реализовать свои способности не на родине, а за границей. Это повесть о том, как признают русского человека ровней себе другие народы. И таковым героя повести делает не только природный «острый ум», но и успехи в науках. Много разных испытаний пошлет ему судьба, но из всех он выйдет с честью.
Во второй половине XVIII века морская тема перестает быть чем-то необычным. Россия уверенно освоила морские просторы, ставшие органической частью ее не только географического, но и социального мира. Выдающийся просветитель XVIII века, первый русский революционер А. Н. Радищев (1749–1802) в своем знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» сведет читателя с простым матросом Павлом, участником похода русской эскадры во время «турецкой войны» 1769–1774 годов вокруг Европы к греческому архипелагу. Именно Павел, а не царский чиновник, сделает все для спасения двадцати человек с тонущей в море лодки. Помимо темы несправедливости социального неравенства, оставляющего бесправным именно Павла, в радищевском повествовании есть еще одна в высшей степени актуальная для нас сегодня тема — нетерпимости всякого бюрократизма. Начальник спал, когда тонули люди, а его подчиненные не решились его разбудить. Автор разразится гневной тирадой: «Ты бы велел себя будить молотком по голове, буде крепко спишь, когда люди тонут и требуют от тебя помощи». Ответ бюрократа будет типичен для всех времен и народов: «Не моя то должность».
Повесть «Чудово» пронизана горячим стремлением пробудить высокое понимание человека в своих современниках.
Постепенно расширяется морская география русской повести. В Данию приведет читателя в повести «Остров Борнгольм» Н. М. Карамзин (1766–1826). Крупнейший представитель русского сентиментализма тоже поставит в повести проблему свободы человека, данного ему природой права противостоять социальным законам, если они несправедливы. Загадочная история трагической любви заключает в себе проповедь права каждого человека на счастье и независимость: «Творец! Почто даровал ты людям гибельную власть делать несчастными друг друга и самих себя?»
Русский романтизм XIX века вернул морской тематике героический пафос. Повести А. А. Бестужева-Марлинского (1797–1837) утверждали силу человеческого духа, преодолевающего жизненные препятствия и невзгоды, ум, находчивость и патриотизм русского человека. Несомненны и демократические симпатии автора «Морехода Никитина». «Да-с! Когда вздумаешь, что русский мужичок-промышленник, на какой-нибудь щепке, на шитике, на карбасе, в кожаной байдаре, без компаса, без карт, с ломтем хлеба в кармане, плывал, хаживал на Грумант, — так зовут они Новую Землю, — в Камчатку из Охотска, в Америку из Камчатки, так сердце смеется, а по коже мурашки бегают».
Русские мореходы освоили воды Мирового океана, они заставили себя уважать, проявив чудеса преданности, храбрости и смекалки. История захвата Савелием Никитиным с товарищами пленившего их в Белом море английского куттера опиралась на многочисленные факты. Человек — вот главный залог громкой и прочной славы русского флота, о которой по-своему рассказали в XIX веке В. И. Даль и К. М. Станюкович.
В. И. Даль (1801–1872), прославленный создатель «Толкового словаря живого великорусского языка», в молодости закончил Морской кадетский корпус, служил на Черноморском и Балтийском флотах. Поэтому книгу «Матросских досугов» в конце 40-х по предложению Главного морского штаба писатель создавал не понаслышке. В ней просто и доступно любому матросу рассказывается о прошлом и настоящем флота. Строительство первого линейного корабля, Чесменское сражение и Наваринский бой, подвиг «Меркурия» и сражение при Гренгаме (о котором говорил в своем «Слове» Феофан Прокопович), побег капитана Головина и избавление от плена Матвея Герасимова (прообраз Савелия Никитина) — таковы сюжеты только тех рассказов В. И. Даля, которые включены в данный сборник. Главное их достоинство в обширном фактическом материале, множестве деталей и подробностей, сообщающих повествованию достоверность.
Представлять творчество писателя-мариниста К. М. Станюковича (1843–1903) нет необходимости. В повести «Максимка» затронута особая тема русской маринистики — тема детства. Матросы с клипера «Забияка» с симпатией относятся к неграм. Рабовладельчество у них, крестьян, взятых в морскую службу, в памяти которых свежа недавняя эпоха крепостничества, вызывает самый резкий протест. Этот протест тем сильнее, что речь в «Максимке» идет о десятилетнем мальчике. «Забижать дите — самый большой грех… Какое ни на есть оно: хрещеное или арапское, а все дите… И ты его не забидь!» — говорит матрос Иван Лучкин.
Защита детства, детского сознания всегда была одной из важнейших нравственных целей русской литературы, в достижении которой приняла активное участие и маринистика.
Детское сознание не только самое беззащитное, но и самое чуткое ко всякой нравственной лжи и фальши, что со всей ясностью продемонстрирует М Ю. Лермонтов (1814–1841) в «Тамани». Романтическая «загадка» обернется тривиальной контрабандой.