Князь же великий, видѣвъ полцы свои вооруженны достойно и урядно, исшед и з коня и пад на колѣну своею на травѣ зеленѣ прямо болшого полку чермному знамении, на нем же воображенъ владыки Господа нашего Иисуса Христа образ, из глубины душа нача воздыхати от сердца, жалосно слезяше, звати велегласно: «Владыко Господи вседержителю тварем! Виждъ своим смотреливым окомъ на рабы своя сия, иже твоею кровию искупленны суть работы Аристора. Внуши, Господи, глас молитвъ, обрати лице твое на нечестивых, иже творят злаа рабом твоим. Молю бо ся образу твоему святому и пречистой святой твоей Матери и твердому и необоримому твоему любленику, иже от нас к тобѣ, рускому святителю Петру, на его же молитвы надѣющеся, смѣю призывати имя твое святое».
Войска же руские по молитвѣ всѣдше на конѣ свои и начата вси молитву творити и по полком ездити со князми своими и воеводами, коемуждо полку рече усты своими: «Братия моя милая, сынове християнстии от мала и до велика! Се вам приспѣ день, грозно приближися. Бдите и во молитвѣ мужайтеся и крѣпитеся. Господь с нами, силенъ во бранех. И зде пребудем кождо в напастехъ своих, не мятущеся, утрѣ бо неудобь мощно тако уставити, уже госгѣ наши близ суть, на рѣцѣ Непрадвѣ ополчишася. Утро ж имаете пити вси общую чашу, и ту вам и нам поведенная, ея же аще друзии мои //л. 304, об. на Руси вожделѣша. Уповайте на Бога живаго, да миръ вам буди, братии моей. Еще бо утрѣ ускорю со братиею и со князи своими». Отпусти брата своего к(ня)зя Володимера у верхъ по Дону, в дуброву, яко да утаитися полку его, и далъ ему достойны вѣтязѣ своего двора воинъ. Еще отпусти с нимъ известного своего воеводу Дмитрия Волынского.
Уже бо ношъ приспѣ свѣтоноснаго праздника Рождества пресвятыя Богородицы. Осени же тогда удолжившися, денми светлыми сияющи. Бысть же тож теплота и тихость нощи тоеи и мразы нощным явишася. Поистиннѣ бо рече: «Нощъ не светла неверным, а верным просвещение». Рече же Дмитрий Волынский вел(икому) к(ня)зю: «Примету свою искусу».
Уже нощи глубоцѣ и заря изгасе. Дмитрий же всѣд на конь и поем со собою вел(икого) к(ня)зя единого, и единъ выехавши на поле Куликово.[Испр. по У. Е Кулиново. Е па поле Поле Куликово. Войсковое приметы. Волынецъ з князем едутъ усмотривати в нощи.] И ставъ посредѣ обоих полковъ и обратися на полкъ татарский, и слышавши стукъ великъ или аки торгъ снимаются, аки град зиждущии. Бысть созади ихъ волцы выюще грозно велми. По десной же странѣ вороны кличуще. И бысть трепетъ и клич птицъ, великий велми, враном же, якъ горам играющим. Противу по рѣцѣ той Непрадвѣ гуси и лебедѣ крылми плещуще, необычную грозу подают. Рече Волынцу князь: «Слышу, брате, гроза велика есть». И рече Волынец вел(икому) князю: «Призываются». Князь же обратися на полкъ руский: «Что слышасте?». Он же рече: «Но токмо видѣхъ множество огненны зари снимаются». И рече Волынецъ: «Остави, княже, огни, — добро знамение. Призывай Господа и не оскудѣй вѣрою!». И паки рече: «Еще примета есть». И снииде с коня Волынецъ и паде на десное ухо, приниче ко земли и предлежи на долгий час. Востав и пониче. Рече же князь вел(икий): «Что есть, брате Димитрий?». Он же не хотя //л. 305 сказати ему. Князь же вел(икий) много нуди его. Онъ же рече: «Едина бо есть на ползу, а другая ж ти скорбна. Слышахом[Е на поле Примета войсковая.] земли плачущися надвое: едина бо страна, аки нѣкая жена, горко плачущи еллинским гласом чад своихъ, а другая ж страна, аки нѣкая девица, едино вопросопе, аки свѣриль жалосно плачевным гласом. Аз же множество гѣх боевъ приметы испытав, сего ради надеемся о Бозѣ — святых мученикъ Бориса и Глѣба, сродники ваша, азъ чаю победы поганых. А християном много падения будет». Слышав же то, князь вел(икий) прослезися и рече: «Тако будуть победы Господны!». И рече Волынецъ: «Не подобает тобѣ, государю, того нѣкому сказати, повѣдати в полцехъ своихъ, ни брату своему, кождому Бога молити и святых его призывати. Рано утро вели имъ подвизатися на конѣ своя, и всякому крестом огрождатися. То бо есть оружие на противныя».
В ту ж нощь нѣкто сунглитъ, разбойникъ, именем Фома Кацибей,[Испр. по Т. Е Кацѣи. У Клицабей.] поставлень бысть сторожем от князя вел(икого), на рѣцѣ[Испр. по У. Е рѣ.] на Черу Михайловѣ, мужества его ради на крѣпцѣ сторожѣ от поганых. Сего ради увѣрая, откры ему Бог видѣти в нощи той видение велико.[Е па поле Видение.] На высотѣ облакъ видѣвъ изрядно прият, аки нѣкия полки от востокъ великих зѣло. От полуденныя же страны приидоша два юноши свѣтлыи, имущи свѣщи, во обоих руках меча остра. И рекоша полковником: «Кто вам повелѣ требити отчество наше, его же нам дарова Господь?». И нача сѣчи, и ни един же от них не избысть. И цѣломудръ на утрия же повода князю единому. Он же рече ему: «Не глаголи ж никому». Сам же князь вел(икий) воздѣв руцѣ свои на небо и нача плакатися и глаголати[Е на поле Молитва к(ня)зя вел(икого).]: «Господи, Боже,//л. 305, об. творче и человѣколюбче, молитвою святых м(у)ч(еник) Бориса и Глѣба, помози, Господи, яко же Моисею на Амалика, перво Ярославу на Святополка, и прадѣду моему Александру на хвалящагося короля римского разорити его отчесство. Не по грѣхом моим воздаждь ми, излий на ны милость свою, простри на нас благоутробие свое, не дай же нас во смѣхъ врагом нашим, да не порадуются на нас врази наши, ни рекутъ страны неверных: „Где есть Бог их, на нь же уповаша“. Но помози, Господи, християном, ими же величается имя твое святое!».