В предисловии к Задонщине, возможно, появились отголоски рассказа Ипатьевской летописи о битве при Каяле (один из ее списков был переписан в начале XV в. и позднее находился в Костромском Ипатьевском монастыре).[Следы знакомства составителя Пространной Задонщины с Ипатьевской летописью могут быть обнаружены в выражении «скрипели телегы» («от гласа скрипания телег» 1240 г.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 784). В К-Б этого нет. В Слове отдаленно: «крычать тѣлѣгы». «Шибла слава… к Риму» Пространной редакции имеет соответствие с «славою великою к своим людем и ко всим странам далним… До Рима» (1111 г.). В К-Б иначе: «весть подаваша». Во введении к Пространной Задонщине после упоминания о Каяле и Калке говорится, что Русская земля «тугою и печалью покрышася». В рассказе летописи под 1185 г. находим: «бысть печаль велика», «бысть скорбь и туга люта» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 641, 645). В списке Ж есть обращение «братия и дружины» (И1 —«брате и друзи», С — «брате», У — «братия и друзии»). Параллелью к словам князя Святослава «отвориша ворота на Русьскую землю» (Там же. Стб. 645) является текст У и сходных: «замкни, государь, князь великий, Оке реке ворота». К выражению «солнце померкне» Задонщины есть также параллель («солнце померкшю» под 1187 г.). Если на Задонщину Пространной редакции оказал влияние текст Ипатьевской летописи, то, возможно, иная редакция речи Пересвета навеяна записью 1201 г.: «рче: да луче есть на своей земле костью лечи и нели на чюже славну быти» (Там же. Стб. 716). Составитель Краткой Задонщины не мог вычленить все общие места с Ипатьевской летописью. Впрочем, все приведенные выше примеры не имеют решающей убедительности. Дж. Феннел считает, что близости Задонщины к Ипатьевской летописи нет (Fennell. Р. 126–137).] Надо иметь в виду также, что в XV в. в распоряжении составителей общерусского летописания находился южнорусский летописный источник, близкий к Ипатьевской летописи.[Подробнее см.: Насонов А. Н. Московский свод 1479 г. и его южнорусский источник//Проблемы источниковедения. М., 1961. Сб. 9. С. 350–385.] Самый старый из сохранившихся списков Пространной редакции Задонщины — И2 на основании палеографических наблюдений М. В. Щепкиной не может быть датирован ранее 20—30-х гг. XVI в. Примерно к этому же времени мы относим и составление протографа этой редакции.
В 20—30-х гг. XVI в. в обстановке резкого обострения отношения Москвы с Казанью и Крымом (нашествие в 1521 г. крымского хана на Москву, осада Казани и др.)[Подробнее см.: Смирнов И. И. Восточная политика Василия III//ИЗ. 1948. Кн. 27. С. 18–66.] в литературе увеличивается интерес к тематике русско-татарских отношений.[См.: Зимин А. А. Повести XVI века в сборнике Рогожского собрания//Зап. Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. М., 1958. Вып. 20. С. 186–204.] В этой связи и возникает Пространная редакция Задонщины, прославляющая победу Дмитрия Донского над татарами.
В сборнике ГИМ, Музейное собр., № 2060, содержащем Задонщину по списку И1, находится летопись, до 1514 г. близкая к Новгородской 4 летописи по списку Дубровского.[Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 106.] В последующем изложении, обрывающемся на 1535 г., обнаруживается заметный интерес к русско-татарским отношениям. Здесь под 1521 г. рассказывается о походе на Русь «Ахмат-Кирея», под 1522 г. — о стоянии Василия III на Коломне в ожидании «крымского царя», под 1523, 1524, 1530 гг. — о походах русских войск к Казани. Это подтверждает предположение о связи Пространной редакции Задонщины с интересом к русско-татарским отношениям в 20-х гг. XVI в.
Если попытаться рассмотреть состав исправлений, внесенных в список К-Б при восстановлении протографа первоначальной или Краткой редакции, то выводы при всей их условности будут очень наглядны. Всего потребовалось произвести 24 поправки, тогда как для реконструкции протографа Пространной — около 280. Эта разница объясняется не только более поздними списками Пространной редакции и индивидуализацией творчества переписчиков в XVI–XVII вв. Дело прежде всего в том, что список К-Б очень близок к протографу Краткой редакции. Это подтверждает и характер исправлений: 12 из них, т. е. половина, только устраняют явные описки (№ 2, 3, 4, 5, И, 13, 14, 15, 16, 19, 23, 24). Одно устраняет введенную Ефросином дату событий в дошедший до нас список (№ 20). Из оставшихся 10 поправок одна (№ 18) восстанавливает пропуск, 3 (№ 6–8) исправляют редакцию одной фразы, а еще 4 — две следующие за ней. Весь остальной текст остается почти без каких-либо исправлений. Это, конечно, не означает, что протограф Краткой редакции идеален с точки зрения композиции и стиля: перед нами обработка устно-поэтического произведения, сложившегося еще в конце XIV в., т. е. бытовавшего уже долгое время. Да и сам Ефросин внес в текст Задонщины свои индивидуальные черты, вычленить которые не всегда удается. Но уже то, что для восстановления архетипа (при наличии контролирующих текстов Задонщины Пространной редакции и Сказания о Мамаевом побоище) необходимо лишь минимальное число исправлений, дает основания считать Ефросина лицом, обработавшим устную Задонщину Софония.
Хронологическая близость Краткой редакции с Пространной и вероятная непосредственная связь их с литературной традицией Кирилло-Белозерского монастыря объясняют в какой-то степени отсутствие промежуточных звеньев между ними и их тесную текстологическую взаимозависимость.
Решив вопрос о соотношении Краткой и Пространной редакций Задонщины,[Сравнительный анализ синтаксических явлений в Задонщине привел Л. Матейку к выводу об архаичности синтаксического строя текстов К-Б, чем этот список отличается от всех других. Причем эта особенность не только связана с древностью списка, а с архаичностью этого текста Задонщины, ибо сходные явления обнаружены Матейкой в самом позднем списке (С), сохранившем черты, близкие к К-Б. Составленная автором схема соотношения списков Задонщины совпадает с характеристикой редакций и изводов памятника, являющейся результатом нашего исследования. (Matejka J. Comparative Analysis of Syntactic Constructions in the Zadonśćina // American Contributions to the Fifth International Congress of Slavists. Sofia, 1963. The Hague, 1963. P. 383–402).] можно перейти к изучению их связей со Словом о полку Игореве.
Слово о полку Игореве не могло быть источником Краткой редакции Задонщины, ибо все общие места этих памятников находятся в более близком текстологическом соотношении именно с Пространной редакцией Задонщины. Иными словами, Слово непосредственно связано с Пространной, а не с Краткой Задонщиной.
Текстологическую связь Слова с Пространной редакцией Задонщины можно было бы объяснить лишь двумя путями: или к Слову обращались дважды (т. е. составители Краткой[Поскольку было доказано, что Слово во всех фрагментах ближе именно к Пространной редакции, то окончательный ответ на вопрос о возможности влияния Слова на Краткую Задонщину должен быть решен при сопоставлении не с Краткой, а с Пространной редакцией. (Об этом подробнее см. в главе II.)] и Пространной редакций), или тем, что Задонщина Пространной редакции явилась источником Слова. Первый случай, допустимый чисто логически, фактически исключен, ибо все отличия Задонщины Пространной редакции от К-Б, как было показано, объясняются их происхождением от Сказания о Мамаевом побоище и Никоновской летописи или редакционной переработкой текста Краткой редакции. Никаких следов того, чтобы чтения, отличающие протограф У, И1, И2 и С от К-Б, могли восходить к какому-либо другому источнику (т. е. к Слову о полку Игореве), обнаружить не удается.