Таким образом, можно утверждать, что открытие рукописи „Слова“ состоялось по крайней мере лет за 8 до ее издания, приблизительно в 1791 или в начале 1792 г.
Но неясности в истории приобретения рукописи „Слова“ этим не исчерпываются. Следует заметить, что А. И. Мусин-Пушкин, имевший возможность широко приобретать древние рукописи из разнообразных архивохранилищ и монастырских библиотек в силу своего положения обер-прокурора Святейшего синода, не всегда точно сообщал о том, откуда и при каких обстоятельствах были приобретены им наиболее ценные из его рукописей. Так, например, о том, как приобретена была А. И. Мусиным-Пушкиным известная Лаврентьевская летопись, впоследствии подаренная им Александру I и переданная последним в Публичную библиотеку, существуют два противоречивых рассказа К. Ф. Калайдовича: по одному из этих рассказов (в „Вестнике Европы“, 1813, № 19) А. И. Мусин-Пушкин приобрел эту летопись вместе с „великой кучей“ различных книг и рукописей, принадлежавших Крекшину, а по другому (в „Записках и трудах Общества истории и древностей российских“, ч. II, 1824) получил ее, „как сказывают“, из Рождественского монастыря во Владимире. Однако обоим этим рассказам противоречит копия с Лаврентьевской летописи, составленная в 1767 г. (т. е. до ее приобретения Мусиным-Пушкиным) учениками Новгородской семинарии (Рукописное отделение БАН, № 34, 2, 23).
В связи с этим приобретает некоторое значение основанное на слухах мнение Полевого о том, что Мусин-Пушкин приобрел этот сборник вовсе не у архимандрита Иоиля, а в Пскове — в Пантелеймоновском монастыре, что на бору, при устье реки Черехи.[625] С другой стороны, если сборник со „Словом о полку Игореве“ и был приобретен у архимандрита Иоиля, то во всяком случае он когда-то принадлежал монастырской библиотеке, на что указывает его номер — 323, вряд ли возможный для небольшой монашеской келейной библиотеки, хотя бы и архимандрита.
Таким образом, остается далеко не ясным, когда точно и у кого приобрел А. И. Мусин-Пушкин свой знаменитый сборник. Но как бы ни были для нас неясны те пути, которыми А. И. Мусин-Пушкин составил свое знаменитое собрание, именно эта подозрительность вселяет в нас уверенность в его подлинности. В распоряжении А. И. Мусина-Пушкина была полная возможность приобретать рукописи не из случайных источников, а из лучших русских монастырских собраний. Вот как об этом рассказывает (с некоторыми понятными недомолвками) К. Ф. Калайдович: „Великая Екатерина, любя историю и благо отечества, удостоила его (А. И. Мусина-Пушкина, — Д. Л.) личного с собою обращения; ей угодно было видеть собранные им некоторые летописи и г. Крекшину принадлежавшие бумаги, кои с крайним любопытством рассмотрев, благоволила некоторые оставить у себя, а вместо того, пожаловала ему несколько пергаминных книг, древних летописей и бумаг, в кабинете ее находившихся, кои самой ей читать было трудно, и поручила ему из оных и из других древних книг обо всем, что до российской истории касается, делать выписки, дозволив искать всюду и требовать, что найдет для сего нужным. Таковое позволение доставило ему редкие исторические и дипломатические выписки и книги, а обер-прокурорское место его в Святейшем синоде, короткое знакомство и обращение с духовными особами и указ императрицы Екатерины в 11 день августа, 1791 года, состоявшийся: о собрании из монастырских архивов и библиотек всех древних летописей и других до истории касающихся сочинений, подали случай приобрести множество древних рукописных и печатных книг, что весьма умножило и обогатило его собрание“.[626] Понятно, что, несмотря на официальное дозволение, А. И. Мусину-Пушкину не всегда хотелось рассказывать о том, откуда попадали в его собрание драгоценные рукописи, а что рукописи были у него действительно драгоценные, которые вряд ли было возможным приобрести у частных лиц, в этом не может быть никаких сомнений.
О рукописях в собрании А. И. Мусина-Пушкина Болтин писал в „Критических примечаниях“ на I том „Истории“ кн. М. М. Щербатова (§ 58, стр. 251 и 252): „Не имел еще время не только всех их прочесть, ниже пересмотреть. Из надписи их, и из почерка письма предварительно я уверен, что прочетши их, много можно открыть, относительно до нашей истории, что по ныне остается в темноте, или в совершенном безъизвестии, но сие требует великих трудов“.[627] Краткие сведения о собрании А. И. Мусина-Пушкина имеются в специальной биографической записке о нем митрополита Евгения.[628] Им были куплены бумаги петровского комиссара Крекшина с ценнейшими копиями бумаг петровского времени и 37 книг чернового „Журнала о делах Петра“. Граф Г. И. Головкин пожертвовал несколько летописей и монет. Из Киева было прислано ему знаменитое „Ярославле серебро“. Многочисленные комиссионеры скупали для него древние рукописи и монеты, платя вдвое против их веса. В числе рукописей у него находилась Лаврентьевская летопись, пергаменное юсовое евангелие, так называемая летопись князя Кривоборского, которую очень ценили М. М. Щербатов и И. Н. Болтин, Псковская летопись, Книга Большому чертежу, Никоновская летопись, многочисленные летописные сборники с примечаниями Татищева, Исторический лексикон Татищева, обширная коллекция автографов. Его собрание пользовалось большой славой. Екатерина пожертвовала ему многие из своих черновых бумаг. Никифор Астраханский подарил ему греческое евангелие IX в., Иов Екатеринославский передал ему ряд редких книг, в том числе Литовский статут в виленском издании 1586 г. Аполлос Архангельский завещал ему свою библиотеку. К нему же перешли книги и бумаги А. А. Барсова, книги и бумаги И. Н. Болтина, купленные у наследников для Мусина-Пушкина по приказанию Екатерины. Он получил по завещанию книги и бумаги И. П. Елагина. Собранием его пользовались широко — и члены Общества истории и древностей российских и сам Н. М. Карамзин. По словам Карамзина, рукописный материал этого собрания был так велик, что его не только прочесть, но даже пересмотреть в короткое время было невозможно.[629] Уже одна только история собрания А. И. Мусина-Пушкина показывает, какие ценности находились наряду с рукописью „Слова“ в великолепном, по отзывам современников, доме графа на Разгуляе и как много потеряло русское общество впоследствии в 1812 г., когда сгорел этот дом вместе со всей принадлежавшей графу коллекцией.
625
Московский телеграф, 1833, ч. V, стр. 423, примечание. Впрочем, необходимо отметить, что Л. А. Творогов в свое время (1925—1928 гг.) обследовал архивные документы, связанные с книжными фондами этого монастыря, но не получил ни прямого, ни косвенного подтверждения мнению Полевого.
629
Историю собрания А. И. Мусина-Пушкина см.: Н.