Как показывают черновые материалы А. Ф. Малиновского, найденные Е. В. Барсовым и обследованные М. Н. Сперанским,[637] А. Ф. Малиновский приступил к составлению своего перевода и примечаний уже после того, как А. И. Мусин-Пушкин составил свой перевод и примечания для Екатерины.
На основании анализа бумаг А. Ф. Малиновского М. Н. Сперанский следующим образом восстанавливает ход подготовки первого издания: „Дело, повидимому, было так: М.-Пушкин к 1796 году (год смерти Екатерины) (М. Н. Сперанский исходит из предположения, что рукопись „Слова“ была открыта в 1795 г. — предположения, как мы видели, неосновательного, — Д. Л.) изготовил для нее свой перевод «Слова», мало удовлетворительный, как это мы теперь видим по изданию его у Пекарского; он плохо знал старинный русский язык, что было ясно и для современников; это сознавал, надо полагать, и он сам, почему и обращался за помощью к людям, более его сведущим в этом отношении, старался исправить свой перевод, результатом чего явился тот перевод, который (разумеется, без поправок и изменений, сделанных Малиновским) дошел до нас в бумагах Малиновского в тетради № VIII; это было уже не ранее 1798 года (ср. „через несколько лет“). Решившись издать текст с этим переводом, он обратился к Малиновскому и Бантышу-Каменскому, которые, однако, и этот перевод признали мало удовлетворительным и согласились быть редакторами издания на условии нового исправления перевода, следы чего мы и видим в тетради № VIII[638] — в многочисленных исправлениях текста перевода, сделанных рукою Малиновского и вошедших большею частью в печатное издание. В качестве же материала для этих исправлений, главным образом для примечаний, был вытребован от М.-Пушкина его первоначальный перевод — Екатерининская рукопись, которая и была им передана в копии или черновике. Имея перед собою теперь уже два текста перевода, редакторы и теперь очень не высоко оценивали познания М.-Пушкина по части древнерусского языка, видели, с другой стороны, и действительную трудность дать полный и надежный перевод, в чем и сознаются в конце своего предисловия к первому изданию. Если дело подготовки издания обстояло действительно так, то становится понятным и то, почему издатели, взявши на себя труд издания и подвергая радикальной переработке сделанное до сих пор М.-Пушкиным, настаивали на том, чтобы он, как мало сведущий в деле русского языка, не изменял ничего в изготовляемом ими оригинале для набора; но его, как хозяина-издателя, открывшего самый памятник и давшего средства для издания, естественно, держали в курсе печатания, посылая ему корректуру, но одну из последних (третью), когда печатный текст представлялся уже окончательно выработанным. Так поступали редакторы, естественно, побуждаемые не только уважением к владельцу рукописи и меценату, но и из вежливости и совершенно естественно щадя законное самолюбие графа — быть в той или иной форме участником издания открытой им и на его средства издаваемой рукописи. При таком понимании условий издания 1800 года становится понятным и известие, что М.-Пушкину редакторы не позволяли вмешиваться в дело издания его по сущности ...“.[639]
Надо отдать полную справедливость А. И. Мусину-Пушкину: он привлек к изданию „Слова“ лучших археографов своего времени, предоставил им полную возможность исправлять и его собственный перевод и его комментарии, минимально вмешиваясь в их работу. Издание „Слова“, несмотря на все его недостатки, ясные для нас сейчас, для своего времени было превосходным.
„Слово о полку Игореве“ не было единственным изданием А. И. Мусина-Пушкина. В 1792 г. Мусин-Пушкин издал совместно с Болтиным и Елагиным „Русскую Правду“, а в 1793 г. — „Поучение“ (или, как оно было названо в издании, „Духовную“) Владимира Мономаха. Оба издания рекламировались А. И. Мусиным-Пушкиным как сделанные „со всею точностью“ (предисловие к изданию „Русской Правды“), „со всевозможностью точностию, так что не только речение, но ниже буква одна не проронена и переменена“ (предисловие к изданию „Духовной“). Мы имеем полную возможность выяснить издательские приемы Мусина-Пушкина, сличая издание „Поучения“ с текстом его в рукописи Лаврентьевской летописи. Эти издательские приемы, несмотря на заявление самого Мусина-Пушкина, отнюдь не обеспечивали точности издания и были значительно ниже тех, которые были применены к изданию „Слова о полку Игореве“. В издании „Поучения“ наставлены ударения, знаки придыхания, знаки препинания, прописные буквы и т. д., которых отнюдь нет в рукописи; ѣ и е, ы и и, ъ и ь, у и ю нередко взаимно заменяют друг друга; обращают на себя внимание неправильные прочтения, неправильные деления на слова и т. д.
637
См. его статью „Первое издание «Слова о полку Игореве» и бумаги А. Ф. Малиновского“ в „Приложении“ к воспроизведению с первого издания „Слова“ М. и С. Сабашниковых (М., 1920).
639
М. Н.