Выбрать главу
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая: „Светлое и трижды светлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно: Зачем, господин, простерло ты горячие свои лучи на воинов моего милого? В поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло?“.
Прыснуло море в полуночи, идут смерчи облаками. Игорю князю бог путь указывает из земли Половецкой в землю Русскую, к отчему золотому столу,
Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца. Коня в полночь Овлур свистнул за рекою; велит князю разуметь: князю Игорю не оставаться! Кликнул, застучала земля, зашумела трава, вежи половецкие задвигались. А Игорь князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем на воду. Вскочил на борзого коня, и соскочил с него серым волком. И побежал к излучине Донца, и полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Коли Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: оба ведь надорвали своих борзых коней.
Донец говорит: „О князь Игорь! Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!“.
Игорь говорит: „О Донец! Немало тебе величия, лелеявшему князя на волнах, стлавшему ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми туманами под сенью зеленого дерева; ты стерег его гоголем на воде, чайками на струях, чернядями на ветрах“.
Не такова-то, — говорит он, — река Стугна; скудную струю имея, поглотив чужие ручьи и ладьи, расширенная к устью, юношу князя Ростислава заключила. На темном берегу Днепра плачет мать Ростислава по юноше князе Ростиславе. Уныли цветы от жалости, и дерево с тоской к земле приклонилось.
То не сороки застрекотали: по следу Игоря едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли сороки не стрекотали, полозы ползали только. Дятлы стуком указывают путь к реке, да соловьи веселыми песнями рассвет возвещают.
Говорит Гзак Кончаку: „Если сокол к гнезду летит, — расстреляем соколенка своими золочеными стрелами“.
Говорит Кончак Гзаку: „Если сокол к гнезду летит, — опутаем соколенка красною девицею“.
И сказал Гзак Кончаку: „Если опутаем его красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, и станут нас птицы бить в поле Половецком“.
Сказали Боян и Ходына, Святославовы песнотворцы, старого времени Ярослава, Олега князя любимцы: „Тяжко голове без плеч, беда телу без головы“, — так и Русской земле без Игоря.
„Солнце светится на небе, — а Игорь князь в Русской земле“: девицы поют на Дунае, — вьются голоса их через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей. Села рады, города веселы. Певше песнь старым князьям,
потом и молодым петь: „Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу!“.
Здравы будьте, князья и дружина, борясь за христиан против полков поганых! Князьям слава и дружине! Аминь.

Д. С. Лихачев СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЯ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА (Объяснительный перевод)

Автор „Слова“ отказывается начать свое повествование в старых выражениях и хочет вести его ближе к действительным событиям своего времени; он характеризует старую поэтическую манеру Бояна.

Не пристало ли нам, братья, начать старыми [„старомодными“, старинными] выражениями горестное повествование о походе Игоря, Игоря Святославича? — [Нет,] начать эту песнь надо, следуя за действительными событиями нашего времени, а не по [старинному] замышлению [способу, плану, приему] Бояна. Ибо Боян, вещий, если кому хотел песнь сложить, то [вместо того, чтобы следовать „былинам сего времени“, так и] растекался мыслию по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Вспоминал он, как говорил, первоначальных времен войны, [и] тогда напускал десять соколов [пальцев] на стадо лебедей [струн]: который [из соколов] догонял какую [лебедь], та первая [и] пела песнь [„славу“] старому Ярославу [Мудрому], храброму Мстиславу [Владимировичу], который зарезал Редедю [касожского князя] перед полками касожскими [в Тмуторокани], прекрасному Роману Святославичу [сыну Святослава Ярославича, князя Тмутороканского]. То, братья, Боян не десять соколов на стадо лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами собой [без всяких усилий, — в привычных старых выражениях, „старыми словесы“] князьям славу рокотали.