Галицкий князь Осмомысл Ярослав!
Высоко́ ты сидишь на своем златокованном престоле,
подперев горы уго́рские своими полками железными,
заступив путь королю, затворив Дунаю ворота,
метая клади под облако,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь ворота Киеву,
стреляешь с отчего златого престола в султанов за землями!
Стреляй, государь, в Кончака́, в поганого кочевника,
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!
А ты, буй Роман и Мстислав!
Храбрая мысль носит дух ваш на дело.
Высоко́ плаваешь на дело в буести,
словно сокол на ве́трах ширяясь,
птицу в буйстве одолеть замышляя.
Есть ведь у вас железные панцыри
под шеломами латинскими.
От них дрогнула земля, и многие страны:
Хинова, Литва, Ятвяги, Дереме́ла и Половцы
копья свои побросали,
а головы свои преклонили
под те мечи харалужные.
Но уже, князь, для Игоря померк солнца свет,
а древо не к добру обронило листву!
По Ро́си и Суле́ грады поделили.
А Игорева храброго полка не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу.
Ольговичи, храбрые князья, поспешили на брань.
Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича!
Не худа гнезда о шести крылах соколы!
Не победным жребием себе волости добыли!
Где же ваши златые шеломы и копья ляшские и щиты?
Загородите Полю ворота своими острыми стрелами
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удало́го Святославича!
Уже Сула́ не течет серебряными струями ко граду Переяславлю,
и Двина болотом течет к тем грозным Полочанам под клики поганых.
Один лишь Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами о шеломы литовские,
приласкал славу деда своего Всеслава,
а сам под червлеными щитами на кровавой траве
приласкан литовскими мечами;
и с суженою обручась, молвил:
„Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали!“
Не было тут брата, Брячислава, ни другого Всеслава,
один изронил он жемчужную душу из храброго тела чрез златое ожерелие.
Приуныли голоса, поникло веселие,
трубы не трубят городенские.
Ярослав и все внуки Всеславовы!
Уже опустите стяги свои, сложите мечи свои порубленые,
уже выпали вы из дедовой славы!
Вы ведь своими крамолами
начали наводить поганых на землю Русскую,
на добро Всеславово:
из-за раздоров пришло к нам насилие
от земли Половецкой!
На седьмом веке Трояновом бросил Всеслав жребий о де́вице ему любой.
Он, лукавством подпершись, сел на коня и скакнул ко граду Киеву
и коснулся жезлом золотого престола Киевского;
прянул, таясь, лютым зверем в полночь из Белгорода
и сокрылся в синей мгле;
утром же вонзил секиры, отворил ворота Новгороду,
разбил славу Ярославову,
скакнул волком до Немиги из Дудуток.
На Немиге из голов снопы стелют, молотят цепами харалужными,
кладут жизнь на току, веют душу от тела.
Немиги кровавые берега не добром были засеяны,
костьми засеяны русских сынов.
Всеслав князь людей судил,
князьям грады рядил,
а сам в ночи волком рыскал;
из Киева, рыща, доскакивал до петухов в Тмуторокань.
Великому Хорсу, волком рыща, путь перебегал.
Ему в Полоцке рано к заутрене позвонили в колокола у святой Софии,
а он в Киеве звон слышал.
Хоть и вещая душа в храбром теле,
но часто страдал от напастей.
Ему вещий Боян еще встарь припевку, разумный, сказал:
„Ни хитрому, ни гораздому,
ни по птице гораздому
суда божьего не миновать!“.
О! Стонать Русской земле, вспоминая прежнюю годину и прежних князей!
Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским!
А ныне стяги его — одни стали Рюриковы,
а другие — Давыдовы;
но врозь у них полотнища веют и врозь копья поют.
_____
На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою незнаемой рано кличет:
„Полечу, молвит, кукушкою по Дунаю,
омочу бобровый рукав в Каяле реке,
отру князю кровавые его раны на могучем его теле“.
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, причитая:
„О Ветер-Ветрило! Зачем, господин мой, так буйно веешь?
Зачем несешь половецкие стрелы на своих легких крыльях на моего лады воинов?
Мало ли тебе было высоко́ под облаками веять, лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселие по ковылю развеял?“.
Ярославна рано плачет в Путивле городе на забороле, причитая:
„О Днепр Словутич! Ты пробил волной каменные горы сквозь землю Половецкую,
Ты лелеял на струях своих Святославовы ладьи до полка Кобякова,
Прилелей, господин, моего ладу ко мне, чтоб не слала к нему слез на море рано“.