Автор „Слова о полку Игореве“ поэтически развивает существующую образную систему деловой речи и существующую феодальную символику. Деловая выразительность превращается под его пером в выразительность поэтическую. Терминология получает новую эстетическую функцию. Он использует богатства русского языка для создания поэтического произведения, и это поэтическое произведение не вступает в противоречие с деловым и обыденным языком, а, наоборот, вырастает на его основе. Образы, которыми пользуется „Слово“, никогда не основываются на внешнем, поверхностном сходстве. Они не являются плодом индивидуального „изобретательства“ автора. Поэтическая система „Слова о полку Игореве“ развивает уже существующие в языке эстетические связи и не стремится к созданию совершенно новых метафор, метонимий, эпитетов, оторванных от идейного содержания всего произведения в целом.
В этом использовании уже существующих богатств языка, в умении показать их поэтический блеск и значительность и состоит народность поэтической формы „Слова“. „Слово“ неразлучимо с культурой всего русского языка, с деловою речью, с образностью лексики военной, феодальной, охотничьей, трудовой, а через нее и с русскою действительностью. Автор „Слова“ прибегает к художественной символике, которая в русском языке XII в. была тесно связана с символикой феодальных отношений, даже с этикетом феодального общества, с символикой военной, с бытом и трудовым укладом русского народа. Привычные образы получают в „Слове о полку Игореве“ новое звучание. Можно смело сказать, что „Слово“ приучало любить русскую обыденную речь, давало почувствовать красоту русского языка в целом и, вместе с тем, в своей поэтической системе вырастало на почве русской действительности.
Вот почему и поэтическая понятность „Слова“ была очень высока. Новое в ней вырастало на многовековой культурной почве и не было от нее оторвано. Поэтическая выразительность „Слова“ была тесно связана с поэтической выразительностью русского языка в целом.
Обратимся к конкретным примерам.
Целый ряд образов „Слова о полку Игореве“ связан с понятием „меч“: „Олегъ мечемъ крамолу коваше“; Святослав Киевский „бяшеть притрепалъ... харалужными мечи“ ложь половцев; Игорь и Всеволод „рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити“; „половци... главы своя подклониша подъ тыи мечи харалужныи“; Изяслав Василькович „позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя“, а сам был „притрепанъ литовскыми мечи“; обращаясь к Ярославичам и Всеславичам, автор „Слова“ говорит: „Вонзите свои мечи вережени“.
Такое обилие в „Слове о полку Игореве“ образов, связанных с мечом, не должно вызывать удивления. С мечом в древнерусской жизни был связан целый круг понятий. Меч был прежде всего символом войны. „Зайти мечем“ означало „завоевать“; „обнажить мечь“ означало „открыть военные действия“, „напасть“. Меч был эмблемой княжеской власти. Миниатюры Радзивиловской летописи неоднократно изображают князей, сидящих на престоле с обнаженным мечом в правой руке. Меч был символом независимости. Прислать свой меч, отдать меч врагу символизировало сдачу. Меч был, кроме того, священным предметом. Еще языческая Русь клялась на мечах при заключении договоров с греками (911 и 944 гг.). Позднее мечи князей-святых сами становились предметами культа (меч князя Бориса, меч Всеволода-Гавриила Псковского). При этом меч всегда был оружием аристократическим. Он употреблялся либо князем, либо высшими дружинниками по преимуществу.
Эта символика меча в древнерусском дружинном обиходе накладывает особый отпечаток на употребление слова „меч“ в „Слове о полку Игореве“, создает ему особую смысловую насыщенность. „Вонзите свои мечи вережени“, — призывает автор „Слова“ русских князей, иначе говоря: „прекратите военные действия, в которых вы — обе стороны (и Ярославичи, и Всеславичи) — потерпели поражение“. „Половцы главы своя подклониша под тыи мечи харалужныи“, — и здесь слово „мечи“ употреблено во всем богатстве его значений: повержены половцы мечом войны и мечом власти. „Подклонить головы под меч“ означает одновременно и быть раненными, и быть покоренными.
В языке древней Руси были обычными выражения „ковать ложь“, „ковать лесть“, „ковать ков“ и т. д. Исключительный интерес представляет конкретизация этого выражения в „Слове“, превращение его в художественный образ с помощью всей смысловой нагрузки слова „меч“. Автор „Слова“ пишет: „Олегъ мечемъ крамолу коваше“; мирный труд противопоставлен в этом образе междоусобной войне. Однако осуждение усобиц Олега сказывается не только в этом: Олег кует мечом крамолу, т. е. злоупотребляет своею властью князя; он „святотатствует“, употребляя свой меч во зло, и т. д.