Несмотря на всю сложность эстетической структуры „Слова“, несмотря на то, что „Слово“ тесно связано с устной народной поэзией, несмотря на то, что в основе многих образов „Слова“ лежат военные, феодальные, географические и тому подобные термины своего времени, обычаи, формулы и символы эпохи феодальной раздробленности, взятые из разных сфер языка и из разных сторон действительности, поэтическая система „Слова“ отличается строгим единством. Это единство обусловлено тем, что вся терминология, все формулы, все символы подверглись в „Слове“ поэтической переработке, все они конкретизированы, образная сущность их подчеркнута, выявлена, все они в своей основе связаны с русской действительностью XII в. и все они в той или иной мере подчинены идейному содержанию произведения.
Закончив обзор идейного и художественного содержания „Слова о полку Игореве“, мы можем поставить вопрос: кем был его автор? Он мог быть приближенным Игоря Святославича: он ему сочувствует. Он мог быть и приближенным Святослава Киевского: он сочувствует также и ему. Он мог быть черниговцем и киевлянином. Он мог быть дружинником: дружинными понятиями он пользуется постоянно. Однако в своих политических воззрениях он не был ни „придворным“, ни защитником местных тенденций, ни дружинником. Он занимал свою независимую патриотическую позицию, по духу своему близкую широким слоям трудового населения Руси. Его произведение — горячий призыв к единству Руси перед лицом внешней опасности, призыв к защите мирного созидательного труда русского населения — земледельцев и ремесленников. Его художественная система тесно связана с русским народным творчеством. Он творит свое произведение ясными, простыми, доходчивыми средствами, оживляя образы, заложенные в самом русском устном языке, в понятиях времени, в быте, в военном и феодальном обиходе XII в. Это народный певец, искусный и тонкий, создавший произведение литературное, а не устное; но его литературное произведение связано в гораздо большей степени с устным языком, с русской действительностью, с поэтической символикой жизни, чем с литературной традицией своего времени.
В. П. Адрианова-Перетц „СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ“ И УСТНАЯ НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ
Своеобразие поэтического стиля „Слова о полку Игореве“, вызывающего на память искусство народных поэтов, было подмечено уже при первом знакомстве с Мусин-Пушкинским сборником. Но в соответствии с теми представлениями об устной поэзии, какие господствовали в учено-литературной среде конца XVIII — начала XIX в., правильное ощущение устно-поэтической стихии в „Слове“ было передано неприемлемым для нас сейчас сопоставлением русской поэмы с поэмами Оссиана, которые расценивались в ту пору как подлинные памятники народного творчества. Именно потому Карамзин в сообщении 1797 г. не нашел иного способа выразить свое восхищение вновь найденным памятником, как поставить его рядом „с лучшими отрывками Оссиана“,[572] а вслед за ним и авторы предисловия к первому изданию „Слова о полку Игореве“ подчеркнули, с той же целью выделить достоинства древнерусской поэмы, „дух Оссианов“, добавив: „следовательно и наши древние герои имели своих Бардов, воспевавших им хвалу“.[573]
Эта ложная аналогия держалась в литературе о „Слове“ более четверти века. Только в 30-е годы XIX в. А. С. Пушкин и М. А. Максимович, одновременно работавшие над переводом „Слова“, направили исследователей по верному пути сопоставлений древнерусской поэмы с подлинной русской, украинской и славянской народной поэзией.
Народно-поэтическая стихия в „Слове о полку Игореве“ была настолько ощутима для Пушкина, что он в своем плане статьи по истории русской литературы поместил между летописями и „Словом“ „сказки, песни, пословицы“ (1834 г.). Для своей работы над переводом и объяснением „Слова о полку Игореве“ Пушкин привлекал не только летописи, но и сборники народных песен (украинских и сербских), откуда он брал материал для характеристики художественной образности „Слова“. Потому-то М. А. Максимович, высказавший в печати мнение о близости „Слова“ к народной песне, так живо заинтересовался отзывом Пушкина на свою концепцию: „Сравнивая песни с Песнию о полку Игореве я нахожу в них поэтическое однородство, так что оную Песнь ... называю началом той южно-русской эпопеи, которая звучала и звучит еще в думах бандуристов и многих песнях украинских... Мне бы весьма хотелось знать суждение ваше (Вяземского, — В. А.-П.) о таком мнении и что скажет об нем Пушкин“.[574]
574
Письмо к Вяземскому 17 февраля 1833 г.: М.