Так народ неотступно стоит перед глазами автора, как будто, на первый взгляд, погруженного в сложную политическую борьбу феодалов. В этой заботе об интересах и сельского „ратая“, и городского ремесленника, и „храбрых русичей“, воинов — подлинная народность „Слова о полку Игореве“, роднящая этот высоко художественный литературный памятник с устной поэзией трудового народа. Идейное родство с ней „Слова“ обусловливает и близость художественного метода отражения действительности у блестяще образованного писателя и народных поэтов.
На протяжении всего „Слова“ единственной причиной гибели войска Игоря и того, что „по Русской земли прострошася половци акы пардуже гнездо“, — остаются „княже непособие“ и княжеские „которы“, а единственной силой, которая может и должна встать на защиту Русской земли, в представлении автора, являются „храбрые русичи“, возглавляемые сильными, мужественными и единодушно действующими князьями.
В этой общей концепции „Слова“ нет и следа философии истории, которую внушало феодализированное христианство. Зато эта концепция созвучна историческому мышлению устного эпоса. Потому-то „Слово“, как и народный героический эпос, лишено религиозного осмысления событий, воззваний к помощи потусторонних сил, религиозной чувствительности, — всего того, что отчетливо проступает в летописных повестях о походе Игоря Святославича, но что совершенно чуждо устному эпосу.
Чтобы нагляднее представить отличие реалистического исторического мышления автора „Слова“ от официальной философии истории, напомним, как последовательно возвращаются к религиозной форме осмысления событий обе летописные повести о походе Игоря.
Рассказывая о событиях, предшествовавших походу молодых князей, Киевская летопись (под 1185 г.) приписывает божественной помощи победу Святослава Всеволодовича над половцами: „Съдея господь спасение свое, дасть победу князема Рускыма“ (ср. в Лаврентьевской: „бог вложи в сердце князем русским“ этот поход). В эпически идеализированном, но лишенном всяких ссылок на вмешательство „господне“, виде рисует эту победу „Слово“: Святослав „притопта хлъми и яругы; взмути рекы и озеры; иссуши потокы и болота...“.
В тоне религиозной дидактики описывается в летописях и весь поход Игоря Святославича.
В рассказе Киевской летописи сначала идут короткие реплики, напоминающие о том, что есть сила, стоящая над человеком, противиться которой он не может: в речи перед походом — „како ны бог дасть“; полки выступают „положаче на бозе упование свое“; после первого удачного приступа Игорь держит речь к дружине: „се бог силою своею возложил на врагы наша победу, а на нас честь и слава“; призывая к продолжению битвы, Игорь снова напоминает: „а самем как ны бог дасть“. В решающей битве „божиим попущением уязвиша Игоря в руку“. Поражение русских — проявление гнева божия: „наведе на ны господь гнев свой, в радости место наведе на ны плачь и во веселья место желю на реце Каялы“. И, в соответствии с таким объяснением, построена покаянная речь Игоря, изображающая причины „гнева божия“; жестокость самого Игоря в кровопролитных междоусобных войнах навлекла на него, по мнению автора, позор поражения: „се возда ми господь по беззаконию моему и по злобе моей на мя... истинен господь и прави суди его зело“. В том же плане религиозной дидактики построена речь Святослава Киевского — его отзыв на известие о поражении, соответствующий „злату слову“ в „Слове о полку Игореве“: „Воля господня да будеть о всемь“. Даже „божиим судом“ при осаде Римова „летеста две городници с людми“. И снова, после сообщения о взятии Римова, читаем наставление: „И се бог казня ны грех ради наших, наведе на ны поганыя, не акы милуя их, но нас казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злых своих дел; и сим казнить ны нахождениемь поганых, да некли смирившеся воспомянемь ся от злаго пути“. Вся философия истории феодализированного христианства, таким образом, налицо. И хотя, конечно, можно и должно „грехи“ и „злой путь“ толковать как особым языком выраженное напоминание о необходимости прекратить междоусобия, однако разница в самом способе отражения действительности летописцем и автором „Слова“ остается во всей силе.
В редакции Лаврентьевской летописи русские, после первого удачного приступа, возгордились и похвалились, что они дойдут туда, „где же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и честь; а не ведуще божья строенья“. Когда половцы напали на них большими силами, „ужасошася и величанья своего отпадоша, не ведуще глаголемаго пророком: несть человеку мудрости, ни есть мужества, ни есть думы противу господеви“. И вот „побежени быша наши гневом божьим“; случилось это „за наше согрешенье... Исаия бо пророк глаголеть: господи, в печали помянухом тя и прочая“. Объяснение всех злоключений и самого Игоря и его дружин Лаврентьевская летопись дает также полностью в духе религиозной философии истории: „Се же здеяся грех ради наших, зане умножишася греси наши и неправды. Бог бо казнить рабы своя напастьми различными, огнемь и водою и ратью и иными различными казньми. Христьянину бо многими напастьми внити в царство небесное. Согрешихом казними есмы, яко створихом, тако и прияхом. Но кажет ны добре господь нашь, но да никто же можеть рещи, яко ненавидит нас бог, не буди такого, тако любить бог яко же възлюбил е и вознесл е и страсть прият нас ради, да ны избавить от неприязни“.