Выбрать главу

В ряду этих эпитетов, кроме обычных и в летописи: „храбрый“, „млад“, „сильный“, „удалый“, мы находим индивидуальные, частью метафорические эпитеты, принадлежащие творческой фантазии автора „Слова“. Но все они подчеркивают одно и то же: храбрость, славу и воинскую силу героев. „Слово“, в отличие от летописи, не вводит ни одного определения морально-христианских свойств князей.

Эта гиперболизация действительности, когда речь идет о защитниках Русской земли, сближает героев „Слова“ с идеализированными богатырями народного эпоса и, как в фольклоре, она не противоречит историчности всей картины в целом.

Гиперболизируя воинскую доблесть и политическую власть своих героев, „Слово о полку Игореве“, подобно народному эпосу, не выходит за границы правдоподобия, не делает людей сверхъестественными существами, не наделяет их ни необычным ростом, ни небывалой физической силой; их идеализированная доблесть, как и у героев народного эпоса, проявляется лишь в моменты схватки с врагом. Только на поле битвы они „кликом плъкы побеждают“, „по крови“ плавают и все же сражаются, могут Волгу „веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти“ и т. п. Идеализация определенных сторон действительности в „Слове“ — поэтический способ передачи отношения к ней автора: в центре внимания его люди, которые, как в устном героическом эпосе, своими силами будут бороться с врагом, не взывая к помощи потустороннего мира.

Идеализация тех же героев в летописных повестях о походе Игоря направлена к тому, чтобы выдвинуть на первый план их качества примерных христиан, чтобы сосредоточить внимание читателя на идеях „божьего промысла“, „страха божьего“, покорности и смирения перед свыше посланной судьбой. В то время как автор „Слова“ зовет князей и их дружины к борьбе, — летописцы напоминают о смирении и покаянии, как о средствах отвратить от себя „гнев божий“, т. е. в данном случае разорительные набеги половцев. Отсюда и разные художественные методы: автор „Слова“ эпически рисует будущих защитников Русской земли богатырями, беззаветно храбрыми и непобедимыми; летописцы наделяют князей религиозной чувствительностью, их речи наполняют покаянными размышлениями и, естественно, прибегают к церковной фразеологии, к подтверждающим цитатам из церковной литературы. Следует отметить, что в „Слове“ поэтическая идеализация органически сливается с реалистической основой рассказа; в летописных же повестях изложение исторических событий и религиозно-дидактические эпизоды идут параллельно: в деловитое описание фактов вкраплены авторские рассуждения и толкования, резко выделяющиеся на его фоне.

Поэтическая идеализация не применяется автором „Слова“ в тех случаях, когда он рассказывает о князьях, своими „крамолами“ навлекавших половцев „с победами на землю Рускую“. Он не героизирует Олега Святославича-Гориславича, шлет упреки Ярославичам и внукам Всеслава Полоцкого — их „которою бо беше насилие от земли половецкыи“; он метко и исторически точно характеризует княжеские раздоры из-за феодальных владений („се мое, а то мое же“, „начаша князи про малое «се великое» мълвити...“).

Итак поэтическая гипербола, оправданная всей целеустремленностью „Слова“, применяется в характеристиках определенной группы героев так же последовательно, как в устном богатырском эпосе и отчасти в волшебных сказках. Но причиной такого совпадения „Слова“ с народным эпосом в самом методе отражения действительности является не „влияние“ фольклора, не подчинение ему писателя, а то, что этот писатель поставил перед собой задачу, аналогичную цели героических устных песен.

Задача „Слова“ — побудить князей свои воинские таланты и опытные дружины поставить на службу родине, поэтому он и идеализирует их именно как предводителей „храбрых русичей“. Если города и села, как это показало вскоре время татаро-монгольских нашествий, умело защищались от врага и в тех случаях, когда князья покидали население, — то походы в глубь степей, навстречу половцам, а позднее татаро-монголам, должны были возглавляться опытными в военном искусстве предводителями, т. е., по условиям того времени, князьями или боярами-воеводами. Но надо было заставить этих предводителей сплотить свои силы, объединиться, забыть о „которах“. Этим и объясняется приподнятый тон авторских обращений к самым сильным в ту пору феодалам.