Вспоминая о дерзкой попытке молодых князей проникнуть в глубь половецких степей, автор восклицает: „О далече зайде сокол, птиць бья, к морю“. Сокол — Игорь, и поход его приравнен к соколиной охоте, когда сокол, преследуя птицу, залетает на юг, к месту зимнего их пребывания, как Игорь держал путь к Азовскому морю.
Толкуя сон Святослава, бояре рассказывают ему о печальной участи молодых князей, пользуясь теми же образами соколиной охоты: „се бо два сокола слетеста с отня стола злата... уже соколома крильца припешали поганых саблями, а самаю опуташа в путины железны“ — князья взяты в плен, как соколы с подрезанными крыльями, связанные путами.
Святослав готов заступиться за свое „гнездо“: „Коли сокол в мытех бываеть, высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду“. И, не толкуя этого, очевидно, вполне понятного читателю образа, автор добавляет устами Святослава, почему он не может „възбить птиц“: „нъ се зло: княже ми непособие“.
Опять сокол — охотничья птица вспоминается автору, когда он поэтически изображает „буесть“ князей Романа и Мстислава: они так „высоко“ заносятся в своей „буести“, как сокол, когда он, „хотя птицю в буйстве одолети“, „на ветрех ширяяся“ — парит, собираясь пасть на намеченную жертву.[595]
Эпитет князей Ингваря, Всеволода и Мстиславичей — „не худа гнезда шестокрилци“ — довольно убедительно выводится из образа сокола, у которого во время парения особенно отчетливо видно „деление оперения крыла на три части“, будто „весь летательный аппарат сокола состоит как бы из шести частей, отсюда «шестокрилци»“.[596]
Игорь бежит из плена „соколом под мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку, и обеду и ужине“, а его преследователи рассуждают о том, как отомстить соколу-Игорю через соколича-Владимира, оставшегося в плену: „Аже сокол к гнезду летит [Игорь возвращается на родину], соколича ростреляеве своими злачеными стрелами“, — предлагает Гзак, на что Кончак отвечает: „Аже сокол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною девицею“, т. е. женим на Кончаковне. Гзак и в успех этого дела не верит, но продолжает разговор в том же метафорическом тоне: „Аже его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле половецком“ — т. е. те же соколы — русские князья.
Только в этом последнем диалоге обычный для автора „Слова“ символ князь — сокол, соколич, приобретает тот дополнительный оттенок, который характерен для народно-поэтической символики, где сокол-жених при лебеди-невесте, однако в „Слове“ эта вторая часть символической картины отсутствует, и рядом с соколичем-женихом появляется реальная „красная девица“ — Кончаковна. Такое слияние метафорического и реалистического характерно для автора „Слова“. Основная мысль — сокола „опутывают“ невестой, как образ женитьбы, — известна в позднем варианте подблюдной песни (при гадании о женихе):
Итак, с начала и до конца события в „Слове“ развертываются на широком фоне природы, конкретной природы Донецких степей, с их растительным и животным миром. Именно эта природа во всей ее реальности и ставится автором в органическую связь с настроениями и поведением героев, когда он — „по фольклорному“ показывает ее сочувствующей, помогающей, когда он из мира этой реальной природы берет образы для символического и метафорического выражения своего отношения и к действующим лицам, и к событиям. Реалистическое и метафорическое в картинах природы органически слито, и все вместе составляет неразрывное единство с собственно сюжетной линией повествования. Оттого природа в „Слове“ глубоко лирична, пейзаж в его реальном и метафорическом осмыслении представляет не самоцель в художественном языке автора, а средство поэтического выражения авторской оценки, авторского отношения к теме. В этом своеобразие автора „Слова“ как художника, поставившего себе ту же задачу, какую ставит фольклор, рисуя жизнь человека и природы как единое целое.
Трудно решить, насколько в этом выражении автором „Слова“ единства между жизнью человека и окружающей его природы отразились пережитки веры в действительную способность природы активно вмешиваться в жизнь человека. Если даже он и разделял эту веру, то все же нельзя не признать, что на основе ее он создал целую художественную систему, пронизав все свое изложение элементами одушевленного пейзажа. И в этом его отличие от ограниченно применяющего пейзажные образы народного поэта.
595
Сокол в таком случае не просто летит, взмахивая крыльями, он нагоняет птицу „на ветрех ширяяся“, т. е. парит в воздухе (для этого нужно течение воздуха — ,,ветер“). Это точное изображение поведения крупных хищных птиц во время охоты (Н. В.
597
А.