Внутреннее родство „Слова“ с фольклором и в том, что автор отказался от философии истории господствовавшего мировоззрения. Историческую тему он развивает так, как делал это, вероятно, и Боян, т. е. вне оценки ее с точки зрения феодализированного христианства. И сделал он это не потому, что был вполне „язычником“: он хорошо, конечно, помнил языческих „богов“ своих предков; Всеслава Полоцкого он представил наделенным особыми способностями кудесника — князь „вещий“ не отказался, видимо, от веры в заклинания, на принципе которых построил поэтический плач Ярославны, — и все же в конце концов он направил князя Игоря благодарить за благополучный побег к „богородице Пирогощей“. Но задачей автора было не морализировать, а разбудить героические настроения у возможных защитников Русской земли. Он апеллирует не к „страху божьему“ у своих героев, а к их воинским доблестям, с одной стороны, и к сочувствию трудовому народу, — с другой. Он предупреждает занятых „которами“ и „усобицами“ князей не о том, что на них обрушится „гнев божий“ и кара после смерти, а о том, что сейчас „стонет Руская земля“. Он зовет не к покаянию и смирению, а к активной борьбе. Отсюда эпическая идеализация „храбрых русичей“, сближающая их с богатырями устного героического эпоса, гиперболическое изображение воинских картин и лирическая окраска русской природы, принимающей участие в судьбе Русской земли вместе с людьми; как в народной лирике и в эпосе, она охраняет героя, борется с его врагами и живет общими с ним настроениями.
Опираясь на народные основы литературного языка, — заключались ли они в самой выразительности живой русской речи или в отработанных уже поэтических средствах фольклора, — автор „Слова“ обогащал их и доводил до более высокой ступени художественности. Народности идейной сущности „Слова“, глубине его общественно-политической мысли соответствует творческое повышение изобразительности лучшего из сокровищницы народной речи. Язык „Слова о полку Игореве“ — это уже не просто живой или устно-поэтический язык его времени: из того и другого отобраны такие элементы, которые таили в себе богатые возможности развития; в сочетании с высокой культурой литературного языка эти основы народной речи поэтическим дарованием автора подняты на такую высоту, на какую еще раз в начале XIX в. поднял литературный язык обогатив его источником народной речи, Пушкин.
Н. Н. Воронин „СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ“ И РУССКОЕ ИСКУССТВО XII—XIII вв.
1
Чем глубже и детальнее трудом историков литературы раскрывается историческая и художественная природа „Слова о полку Игореве“, тем все более и более многогранным представляется нам гений его автора. Он с поразительным искусством слил в своем творении приемы и стиль различных жанров литературы — воинских повестей и летописи, народного эпоса и лирики, он развивает и углубляет эти приемы, создавая в итоге совершенно своебразное произведение нового качества, не укладывающееся в традиционные рамки какого-либо жанра. Его изобразительные средства исключительно разнообразны и сильны. В их ряду немалую роль играет блестящее уменье „песнотворца“ ввести в ткань поэмы цвет.
Цветовые эпитеты „Слова немногочисленны: черный, белый, синий, зеленый, серебряный, красный (в нескольких оттенках — „чрьленый“, „багряный“, „кровавый“, „пламенный“). В зависимости от контекста эти эпитеты либо прилагаются к одному и тому же предмету (вино — кровавое, синее; берега — серебряные, кровавые) или же один эпитет определяет разные предметы (синее — море, Дон, вино, молнии, мгла; черная — земля, туча, паполома, ворон). Иногда цвет передается не непосредственно соответствующим эпитетом, но выражен в цветовой определенности того или иного предмета, например: дева-обида плещет лебедиными (= белыми) крылами. Используя с чутьем подлинного живописца сочетания немногих цветовых опредений, автор „Слова“ как бы несколькими „мазками“ создает незабываемый по силе и выразительности чисто живописный образ. Мрачный грозовой пейзаж утра несчастного дня битвы на Каяле возвещают кровавые зори, идущие с моря черные тучи, в которых трепещут синие молнии. Так же зловещи тона „смутного сна“ Святослава — его покрывают черным одеялом, черпают ему синее вино, смешанное с ядом. Князь-оборотень Всеслав Полоцкий, скочив в полночь лютым зверем из Белгорода, завесился синей мглой. Донец стелет бегущему из плена Игорю зеленую траву на серебряных берегах, одевает его теплой тенью (теплыми мъглами) зеленых деревьев. После первой победы над половцами слава Игоря Святославича символизирована двумя стягами: белая хоругвь на красном („чрьленом“) древке и красная („чрьлена“) чолка на „серебрене стружии“. У русских полков красные („чрьленые“) щиты, они перегораживают ими поля.