«Да... А как же „несгораемые“ шкафы?» – спросите вы. Это дело особое. Русский язык знает ряд прилагательных типа «неувядаемый», «непромокаемый» и прочие, но все они начинаются с отрицания «не». Не бывает «увядаемых цветов» или «иссякаемой» энергии. Не может быть и «сгораемых предметов». Они встречаются лишь в речи тех, кому нет дела до чистоты языка. Но нас она заботит. Так не будем же наводнять язык «летаемыми машинами», «спимыми детьми» или «умираемыми со смеху людьми»! Будем считать ошибкой и слово «сгораемый».
Не так давно профессор С. И. Соколов из Алма-Аты пожаловался мне на то, что в научных работах по сельскому хозяйству наряду с термином «орошаемые земли» стали употреблять и выражение «орошаемое земледелие».
Профессор совершенно прав. «Орошаемый» значит «тот, кого (или „что“) орошают». Земли можно орошать; они могут быть «орошаемыми». «Земледелие» оросить невозможно: это же не «вещь», а «понятие» или «явление». Очевидно, назвать его «орошаемым» значит совершить грубейшую ошибку против элементарной грамотности.
Да этого и нет смысла допускать: такое земледеление искони веков удобно, грамотно и точно называлось «поливным».
Слово «сгораемый» ошибочно по своему грамматическому строению. А вот слово «зво´нить», которое то и дело произносят с ударением на первом слоге, неправильно по звучанию, по самому произношению своему. Такие неверные, противоречащие нормам литературной речи ударения мы допускаем часто. Искалеченные слова сильно засоряют наш язык, тем более что изгнать их из него, раз уж они привились среди малограмотных людей, бывает очень трудно. Однако даже и тут положение небезнадежно.
Вот пример. Больше четверти века миллионы русских людей произносили «мо´лодежь» вместо «молодёжь»: в просторечье часто незаконно переносят ударения на начало слова («по´ртфель», «про´цент» и т. п.). С этим боролись педагоги в школах, об этом писали языковеды и мастера языка, – всё напрасно.
И вдруг за последние годы произошло чудо: теперь все стали говорить: «молодёжь», совершенно правильно. Что случилось?
Это очень интересный факт. Поэт Лев Ошанин написал широко известный «Гимн молодежи». Помните, там есть строки:
Тут уж никак не произнесешь «мо´лодежь»: этому мешает и ритм песни и рифма. Песню поют все, и правильное произношение прививается само собою, хотя, возможно, поэт совершенно не думал о том, что его произведение выполнит, наряду с другими, и эту полезную работу.
Сто´ит обратить внимание на одну очень важную сторону этого вопроса. Не всегда легко разобраться в том, что является правильным и что неправильным в языке. Ведь язык все время меняется; меняются понемногу, постепенно и его слова и сама его грамматика. Бывшее правильным вчера становится сомнительным сегодня и совсем неверным завтра. При этом нередко новое правило распространяется не сразу на все слова определенного типа, а сначала лишь на некоторые из них, временно оставляя другие в покое. Это очень осложняет положение: порою ответить на вопрос, как надо говорить, какая из двух форм слова или какое из двух его значений правильно, оказывается далеко не так-то просто.
Чтобы стало совершенно ясно, о чем я говорю, сто´ит разобраться в нескольких примерах.
Возьмем для начала такое широко известное слово, как «рентген». Оно имеет несколько значений: так называют и определенное физическое явление, лучи Рентгена, и медицинский аппарат для облучения ими, и самую процедуру этого облучения, и, наконец, – едва ли не чаще всего, – весь тот амбулаторный или больничный кабинет, который занят рентгеноскопией. Все поминутно говорят: "Меня назначили на рентген", "Рентген – великое дело!", "В этой больнице даже рентгена нет..." И в 99 случаях из 100 произносят это слово так: «рентге´н», с ударением на последнем слоге. Именно с этим ударением слово «рентге´н» напечатано и в словаре Ушакова. Очевидно, такое произношение надо считать правильным, литературным. Тем не менее случается слышать жаркие споры между сторонниками этой формы и людьми, которые предпочитают говорить «ре´нтген», делая ударение на первом слоге слова. Любопытно послушать аргументы и доказательства обеих сторон.
«Ре´нтген» произносят обычно люди, во-первых, немолодые и, во-вторых, знающие иностранные языки. "Слово «ре´нтген», – говорят они, – это, собственно говоря, фамилия ученого Вильгельма-Конрада Рёнтгена, открывшего знаменитые лучи. Рёнтген был немцем, а немецкие фамилии всегда несут ударение на первом слоге. Особенно бесспорно это в данном случае, потому что фамилия «Ре´нтген» по-немецки произносится как «Рёнтген», а пишется через «oe»: «Roentgen».
Так какие же основания у нас менять эту фамилию, переиначивая расположение ударений в ней и вообще искажая ее? Ведь у нас теперь даже «улицу Рёнтгена» в Ленинграде называют «улицей Рентге´на», – разве это не возмутительно? Тогда придется, пожалуй, фамилию Ге´те произносить как «Гете´», хотя она тоже пишется по-немецки «Goethe»; сделать из «Ли´биха» – «Либи´ха» или из «Ма´йера» – «Майе´ра»... Это безграмотно, и так дело не пойдет, товарищи!"
Так сердито говорят так называемые «пуристы», сторонники строгой правильности в нашей речи. Мы уже сталкивались с ними, рассуждая о словарях. Что же отвечают им их противники? Ведь доказательства как будто довольно сильны!
Противники указывают вот на что. Всё только что сказанное справедливо. Нам нельзя было бы отходить от правильного произношения данного слова, восходящего к немецкой фамилии, если бы наш язык всегда и всюду до сих пор соблюдал такую точность. Но этого не только нет, этого никогда и не бывало.
Очень многие иностранные фамилии мы употребляем, допуская в них значительные переделки, «русифицируя их». Так, например, фамилия гениального английского драматурга по-настоящему (то есть поанглийски) выговаривается как «Шэ´йкспиэ», а мы ее произносим (и, вероятно, всегда будем произносить!) как «Шекспи´р». Мы очень долго говорили (да и сейчас этот обычай вовсе не вывелся) «Дон-Жуан», хотя, как нам с вами теперь хорошо известно, испанского имени «Жуан» нет и быть не может; в Испании есть имя «Хуан»: недаром Пушкин в «Каменном госте» всюду называл своего героя «Дон-Гуаном». Мы называем Гейне – «Гейне»: а ведь точное произношение этой фамилии будет «Ха´йнэ». Мы говорим «Париж», хотя французы именуют свою столицу «Пари». Мы говорим «Стамбул» про тот город, который по-турецки называется «Истанбул»131. Еще более причудливо коверкаем мы имена менее известных языков – голландского, датского, шведского. Исправить все это просто невозможно, да вряд ли и необходимо. А уж что касается тех случаев, когда имя собственное стало названием вещи, так тут и говорить ничего не приходится. Все произносят «рентге´н»; значит, и нам, грамматикам, надо подчиниться этому без особых рассуждений. Попытки же ввести точную передачу немецкого слова здесь совершенно неуместны: они отзывают языковой манерностью, щегольством, пуризмом.
Что тут можно возразить? И эти доказательства тоже выглядят весьма разумными и справедливыми. Но сторонники слова «ре´нтген» не остаются в долгу.
"Значит, вы советуете, – говорят они, – считать нормальным, правильным всякое произношение, широко распространенное? Но разве эти два свойства всегда совпадают? Ведь если идти по этому пути, придется узаконить заведомо неправильное, основанное на плохом владении русским языком, произношение слов. Да и сейчас постоянно можно услышать различные, очень распространенные, но заведомо недопустимые искажения русских слов. Иногда не сразу даже узнаешь и поймешь, как такой языковой уродец мог возникнуть и почему он живет. Очень часто нынче выговаривают слово «юный» как «юнный» (и даже «юность» как «юнность»). Неясно, почему привилась такая нелепая ошибка речи; может быть, под влиянием таких слов, как «длинный», «сонный», а весьма возможно, под прямым воздействием быстро распространившегося слова «юннат». Но ведь «юн+нат» – слово составное; оно сложено из двух разных слов: «юный» и «натуралист»; тут понятно, откуда взялось это второе "н". В словах же «юный», «юность», «юноша» этому лишнему "н" совершенно не место. А если судить по широте распространения, так неизвестно еще, какое из двух произношений встречается чаще? А вдруг неверное? Что же, так и узаконить его?
131. А происходит это название, в свою очередь, от исковерканного греческого выражения «Eis ten polyn», то есть «в город».