— Фу, упарился...
Бойцы залезли в церковь через окно. Связисты протянули телефонный провод. Работали с ручным фонариком. Пантюхин стал опрашивать пленника... Вскоре Пантюхин кричал в аппарат:
— Алло! Алло!..
Он дал командиру части нужные сведения. В конце переговора командир сообщил: «Через час выступаю».
Пантюхин собрал бойцов и сказал:
— Вот что, друзья... Через полтора часа наша часть будет здесь, на месте. А немцев тут пятьсот штыков, да три танка, да две малокалиберных пушчонки. Значит, сами понимаете, товарищи, каждому из нас, разведчиков, надобно работать за десятерых. Помните, враг силен... А теперь, ребята, шпарь пулеметы на колокольню. Снайперы, выбери себе места!..
Еще не совсем рассвело, как возле села загрохотали пушки и минометы советской воинской части, подошедшей под прикрытием густого снегопада. Первые снаряды удачно ударили в дом, где находился штаб. Дом загорелся. Еще вспыхнули соломенные крыши на трех избах. Среди немцев, не ожидавших наступления, поднялась невиданная паника. С дикими лицами они выскакивали из жилищ, на бегу одевались и, ослепленные пожаром, как очумелые, бросались во все стороны. Бой был недолог. Бежать удалось немногим. Среди большого количества пленных был начальник штаба барон Муфель. Отряд Пантюхина потерь не имел.
Борис Лавренев
УНИВЕРСАЛЬНАЯ СИСТЕМА
Лейтенант Седельников был сбит на рассвете над широкой таврической степью, покрытой дымкой утреннего тумана, у самого побережья сивашских озер, поверхность которых поблескивала сизым отблеском стали.
В самом происшествии не было ничего необычайного и позорного для лейтенанта.
Седельников летел в свой обычный рейс на южный берег Сиваша, где на крошечном плацдарме зацепилась советская пехота, чтобы использовать этот песчаный пустынный трамплин для следующего удара. Летел на своем залетанном и заплатанном, видавшем всякие виды самолете, неутомимом труженике — «огороднике». Эти старые, но неугомонные в работе и отваге самолеты «У-2» сами летчики вспомогательной эскадрильи любовно-иронически называли «системой едва-едва». Однако они летали на этой системе в любую погоду и при любых обстоятельствах и неохотно меняли свои заслуженные «бандуры» на другие марки.
Седельников летел на «едва-едва». Сбивший его немец разгуливал в небе на мощно вооруженном скоростном «Фокке-Вульф-190». Соотношение противников можно было приравнять к схватке тигра с черепахой.
«Фокке-Вульф» чертом упал сверху на добродетельно тарахтевшего над самой землей Седельникова. Лейтенант изо всех сил прижимался к земле, цепляя колесами седые метелки ковыля, но это не помогло. Немец обдал самолет Седельникова вихрем зажигательных очередей. Перкалевые плоскости вспыхнули, как промасленная бумага. Отворачивая лицо от хлещущих языков пламени, Седельников выключил мотор и, даже не пытаясь войти в вираж, чтобы сесть против ветра, так как для виража не было уже ни времени, ни высоты, зажмурив глаза, посадил машину в нетронутую таврическую целину, недалеко от широкого, укатанного грейдера.
Ноги шасси с треском лопнули, как спички. Самолет проехал пузом по земле метров около ста и повалился на левое крыло. Из лопнувшего на днище фюзеляжа посыпался груз, и когда лейтенант обернулся, то увидел материальный след катастрофы в виде разбросанных консервных банок, пулеметных лент и прочего боевого имущества, которое Седельников должен был выгрузить на другом берегу Сиваша.
У Седельникова заныло сердце, но предаваться сожалениям было некогда. Он выскочил из кабины и несколько минут отплясывал в дыму и огне, хлопая рукавицами по пылающим плоскостям, чтобы погасить пожар. Наконец ему удалось сбить пламя. Сорвав тлеющие рукавицы, он беспокойно посмотрел на небо, ожидая второго захода врага, который, безусловно, должен покончить и с подбитым самолетом и с летчиком. Но немец даже не счел нужным возвращаться. Он видел, как вспыхнула старая машина, как она плюхнулась на землю, и, видимо, считал, что дело сделано до конца. Теперь он летел где-то далеко, может быть, весело насвистывая от такой легкой победы.
Убедясь, что новых неприятностей сверху не предвидится, Седельников снял шлем, вытер закопченное лицо, приложил платок к разбитому лбу, чтобы остановить кровь, и с тоской взглянул на серое небо, маячащее над его головой сквозь дырки в обгорелых плоскостях.
На душе у лейтенанта было мутно. Во-первых, он не выполнил задания. Конечно, за это никто не станет особенно обвинять его. Бой, если можно назвать боем пиратский налет хорошо вооруженного хищника на беззащитную транспортную машину, не мог иметь другого исхода. Таврическая степь — не северная земля, где можно скрыться от преследования, пыряя в перелесках, между березами и соснами. В степи все видно, как на тарелке, и еще хорошо, что ему удалось благополучно посадить самолет и уцелеть самому.