Суеверин переступил с ноги на ногу, усмехнулся.
— Как же нет, если сам видел — под сараем ходят.
— А ты уже подглядел! — воскликнула старуха и забегала по избе, обдергивая пожелтевшие шторки на окнах, старенькую скатерть на столе.
— Да чего тут подглядывать? Шел к вам через двор, вижу — ковыряются в навозе.
— Так это не курицы, а ранние цыплята, — кипятилась бабка. — Петушок да три молодки. Их в подполье наседка выводила украдкой от супостата.
— Может, бабуся, уступите одну штучку? — ласково попросил снайпер. — Мне ведь не даром. Желаете — на деньги, желаете — на гороховый концентрат поменяем. Не обязательно молодочку, можно и петушка.
— Понятно, — ядовито заметила старуха, — горшок не разбирает, что варит: курицу или петуха.
— Да мне не в горшок...
— На племя, значит? — еще язвительнее спросила Тарасовна.
— И не на племя, а вроде как — убивать...
Старуха рассердилась.
— Что ты мне, парень, огород до самых небес городишь?
— Право, не вру, — смиренно уверял Анкудин. — Если так случится, я вам курочку и обратно могу доставить.
— Живую?
— Нет, скорее всего, пожалуй, мертвую. Вы не беспокойтесь, она не задушенная будет... Но и не зарезанная... — Суеверин запутался, поспешил кончить: — Одним словом, кушать ее вполне будет возможно, за это ручаюсь.
Бабка совсем оторопела, беспомощно опустилась на табурет.
— Не задушенная и не зарезанная... Не на племя, а в горшок можно... Ты не из госпиталя, случайно? Может, тебе голову миной сконфузило, и ты умом еще не поправился?
— Головой я вполне здоров, — без всякой обиды сказал Суеверин. — И контузии у меня не было. Ранение, правда, испытал.
— Куда? — сразу смягчилась Тарасовна.
— В правую ногу. Если долго на одном месте стоишь, в ней колотье начинается.
— Так чего ты у порога, как гусь, топчешься? Я тебя в часовые не ставила. Садись и расскажи толком.
Старший сержант закрыл плотнее дверь, присел к столу, поставив между колен самозарядку. Поглядывая то на дверь, то на занавешенные окна. Суеверин торопливым шепотом рассказывал. Тарасовна, спрятав руки под фартук, слушала, понимающе кивала.
— Хорошее дело задумал. Только гляди, поберегайся.
Уходил Суеверин не с пустыми руками. Через локоть у него висела корзинка, затянутая тряпицей. Из корзинки слышалось сонное бормотание курицы.
Три дня к Смирновой никто не показывал глаз, а в конце четвертого явился военный, тоже с винтовкой через плечо и с сержантскими нашивками на погонах, только ростом гораздо ниже Суеверина, черный, как жук, остролицый, речистый.
— Здравия желаем, хозяйка! — зычно выкрикнул он от порога, словно находился в чистом поле.
— Здоров будь, — чинно ответила Тарасовна. — Отдохни с дороги.
— Нам отдыхать некогда! — рапортовал чернявый. — Приказано передать вам привет от гвардии старшего сержанта Анкудина Никифоровича Суеверина и, кроме того, вручить вот эту историю...
Громко стуча сапогами, он подошел к столу, выдернул из сумки за желтые лапки пестренькую курочку и положил перед бабкой на скатерть. Курочка смерзлась, стала еще меньше, не крупнее галки.
Старуха погладила слежавшиеся перья, тронула безжизненно раскрытый клюв.
— Зашибло ее или как?..
— Навылет прострелена, — доложил чернявый и сделал сокрушенное лицо, словно речь шла о хорошем артиллерийском коне, державшем на себе весь орудийный унос,
— А сам ты кто такой?
— Сержант Игнат Пряхин, напарник Анкудина Никифоровича, одной парой на врага ходим.
— А сам Анкудин почему не явился?
— Подранило его.
— Да как это он?! — горестно воскликнула старуха. — Наказывала ведь: поберегайся! Что вы там, не видите, куда пули летят?
— Не видим, — согласился сержант. — Разрешите присесть? — Он начал чертить ногтем на скатерти, объяснять: — Вот тут, обратите внимание, мой окопчик, тут — Анкудина. А напротив немецкий стрелок засел, — у них тоже снайперы есть. Невозможно нам голову приподнять. Ну, Суеверин и выдумал эту приманку. Привязал он вашего курчонка длинной тонкой бечевкой за лапку, выпустил на бугорок. Другой конец бечевки у себя в окопчике держит. Фашист разве утерпит перед курицей? Слышим — бац! У цыпленка — моментальная смерть. Немец высунулся. Старший сержант в эту минуту — хлоп! Порядок. Только забыли мы, что у немца тоже напарник есть. Тянет Анкудин к себе мертвую курочку и выставился немного плечом... Тут его и пригадало...