— Что вам угодно? — спросил разочарованный лейтенант.
— Вас! — сказал тюлень, входя в номер.
— Простите... Я вас не знаю...
— Зато я вас... тебя хорошо знаю. Моя фамилия Репин. Есть Репин, который висит в Третьяковке, там Иван Грозный убивает своего сына. И есть Репин, который сорок лет сидит сиднем в городе Леснянске, потому что это прекрасный город, дай бог каждой области на пасху такой город... Так я Репин, который сидит.
— Очень приятно!.. Но я здесь не при чем?!.
— Как это не при чем?! — загремел Репин, «который сидит». — Ты же вырос в Леснянске, комар тебя забодай!.. Я тебя вот таким помню... Ты у меня в саду воровал!.. Забыл?!.
Улыбаясь всеми своими морщинками на толстом добродушном лице, седоусый тюлень вспомнил солнечный тихий белоствольный сад, себя, светлоголового Ваську Бурыгина, сидящего верхом на высоком заборе, и страшного черноусого Репина, бегущего к забору с криком: «Вот я тебе сейчас голову оторву, постреленку!..»
— Много я вам в свое время убытку причинил... — улыбаясь, сказал лейтенант, — если по коммерческой цене считать, пожалуй, тысячи на две.
— Я тебе скидку сделаю лимитную как военному герою, — сказал Репин...
Они засмеялись и крепко обнялись. Потом Репин уселся на диван и заговорил, неторопливо сворачивая толстенькую папиросу.
— Я, понимаешь, недавно подумал, чего не хватает Леснянску? Город цветет!.. Война его не задела. Промышленность развивается — в этом году построили новый кожевенный завод. Работаем на вас, на фронтовиков, хорошо, идем в первых рядах... А все же чего-то не хватало!.. Знаешь, чего?.. Тебя, героя!.. Понимаешь?!
— Нет, не понимаю!..
— Среди наших леснянских парней не было ни одного героя. Понимаешь?! Вообще-то говоря, леснянские — хорошие вояки, орденоносцы, гвардейцы, у меня, в горисполкоме, они все на учете. Но героя не было! И мне это казалось обидным. Чтобы у такого города не было героя!.. И вот я приезжаю в Москву, раскрываю газету и читаю про тебя!.. «Васька Бурыгин, думаю, это же наш леснянский!.. Ура!» И вдруг случайно у дежурного по этажу узнаю, что ты живешь рядом... Дай я тебя обниму от имени всего Леснянска.
Он встал и с такой силой прижал лейтенанта к своей широченной груди, что у Бурыгина затрещали кости.
— Но ведь я жил в Леснянске только до шестнадцати лет... — сказал полузадушенный Бурыгин, — а потом мы переехали в Синеозерск.
— Важно, что родился в Леснянске! — ответил Репин, снова садясь на диван. — А потом... тоже мне город — Синеозерск!
— Культурный городок!..
— А Леснянск некультурный?! Да что ты все на дверь косишься?..
— Жду... Одного товарища. В театр мне с ней... с ним надо идти!..
— Так бы и сказал давно!..
Деликатный Репин поднялся с дивана, но тут в дверь постучали. Лейтенант, просияв, распахнул дверь, и... в номер вошел маленький сухонький старичок в очках, с острой седой бородкой, одетый в длинную суконную толстовку.
— Вам... кого? — мрачно сказал лейтенант,
— Вас! — строго ответил старичок в очках.
— Простите, я вас не знаю...
— Зато я вас хорошо знаю! — сказал старичок в очках. — Моя фамилия Чаликов, я заведую городским музеем в Синеозерске. Приехал в Москву в командировку и вдруг узнаю, что мы соседи по номерам... Товарищ Бурыгин, я должен внести вас в свою летопись!..
— В какую летопись?!..
— В нашу, синеозерскую летопись, которую я веду уже пятьдесят лет!.. Помилуйте, такое событие!.. Ведь вы первый синеозерец, ставший Героем Советского Союза!..
— Какой же он синеозерец?! — басом сказал Репин. — Он леснянский!..
Чаликов посмотрел на Репина поверх очков и в одно мгновение понял, что его опередили.
— Василий Николаевич Бурыгин, — сухо сказал Чаликов, — родился, правда, в Леснянске, но восемь лучших, сознательных лет своей жизни провел в Синеозерске, откуда и уехал на войну...
— Это не имеет значения, — возразил Репин, — важно, что он родился в Леснянске... И потом, не станет Василий Николаевич цепляться за ваш Синеозерск... Неважный городишко!..
— Как вы смеете так говорить про Синеозерск! Про город, о котором написано в летописях?!
— Так ведь вы же эту летопись сами и пишете! Своя рука владыка!
— В летописях двенадцатого века, невежда!..