Накануне мартовского праздника пришло мне из училища письмо. Командир Рябиков писал: «Уважаемая Анна Тимофеевна! В Международный женский день 8 марта командование части, где служит Ваш сын Гагарин Юрий поздравляет Вас со всенародным праздником. Вы, Анна Тимофеевна, можете гордиться своим сыном. Он отлично овладевает воинской наукой, показывает образцы воинской дисциплины, активно участвует в общественной жизни подразделения. Командование благодарит Вас за воспитание сына, ставшего отличным воином, и желает Вам счастья в жизни и успехов в труде».
Каждой матери приятно, когда слышит она похвалу своему ребенку. Отрадно было получить такое поздравление именно в начале марта. Для меня в эти дни двойной праздник: 8-го марта наш общий, а 9-го — день рождения Юры.
Юра писал часто. Вот передо мной еще одно его письмо Володе. Первое, что я привела, было написано 25 января 1957 года, а меньше чем через два месяца пришло еще одно письмо двоюродному брату. Его он написал с места практики. Немножко и выговаривает заленившемуся брату и в то же время подбадривает (Володя тогда плохо выступил на лыжных соревнованиях и очень переживал это). Ну а уж местность да погоду начнет описывать — сразу представляешь завьюженную степь. Вот это письмо:
«Вова, здравствуй!
Вчера вечером получил от тебя письмо, за что большое тебе спасибо. Решил вот сегодня написать письмо, хотя времени свободного у меня не больше, чем у тебя. Я недавно послал письмо Лиде, в котором просил узнать, почему от тебя нет долго ответа... Живем мы сейчас среди широкой оренбургской степи. Кругом метель, вьюга, да ветер гуляет, как в трубе. В феврале у нас была отличная погода, а с самого начала марта и до сих пор даже не хочется носа наружу высовывать. Все время ветер, вьюги, бураны. Порой бывают такие, что в десяти метрах ничего не видно. В такую погоду даже никого никуда не пускают из казармы. Уже надоела такая канитель, скорей бы приходила весна. Спасибо за поздравление с Днем Советской Армии. Ничего, что поздно. В следующий раз исправишься. Вообще-то, печально у тебя с лыжами получилось. Знаешь, бывает так, что кажется, все складывается против тебя. Но главное — не сдаваться и добиваться своего. Я думаю, ты так и делаешь. Конечно, обидно бывает, когда так получается, но ты не волнуйся. Сейчас ведь у тебя главное — это учеба. И я рад за тебя, что все идет хорошо. Вот когда будешь учиться в институте, тогда дашь полную волю своим спортивным способностям. Куда ты думаешь идти после окончания десяти классов?»
...«Главное — не сдаваться и добиваться своего». С таким настроением Юра жил всегда. Он и окружающих заражал бодростью, уверенностью в счастье, которого только и нужно, чтоб добиться.
А потом в письме — речь о разных событиях и, конечно, об учебе, приближавшихся экзаменах. Думаю, он Володе о своей учебе часто писал, чтобы показать ему пример. Володя к Юре очень тянулся, старался ему подражать. Юра, чувствуя свою ответственность, наставлял его: «Сейчас некогда разъезжать. Учим серьезную технику. Требуется много серьезного труда, чтобы знать. А знать ее необходимо хорошо. Вот и приходится поднажимать. Скоро приближаются экзамены, будет вообще горячая пора. Наде я давно уже послал письмо, но от нее пока ничего не получил. Думаю, что скоро получу».
Письмо это большое. Идет-идет серьезное объяснение, а потом Юра добавит: «Ну, понял что-нибудь?» Будто над собой усмехнется. Он любил шуткой, улыбкой, перемежать разговор. Так и в письмах:
«Ну, понял что-нибудь? Устно, конечно, я тебе лучше объяснил бы, а если на бумаге все писать, то слишком длинно получится.
Вот и все мои новости. Пиши больше о себе. Как здоровье т. Маруси, как она себя чувствует? Что пишет Надя? В общем, описывай подробнее, как у вас идут дела.
До свидания.
С горячим приветом. Юрий.
Привет от меня передай т. Марусе, т. Оле, Лиде и Гале».
В отпуск Юра приехал вскоре после ноябрьских праздников. Приехал он с уже отросшей шевелюрой, в форме с нашивками сержанта. Конечно, сразу же захотелось все осмотреть, повидать, сравнить. Привез нам подарки. Вообще ни разу не было такого случая, чтобы Юра приехал с пустыми руками. Даже когда учился в ремесленном, где денег у него было меньше некуда, и то что-нибудь да привозил. Племяннику-тезке привез вырезанный из дерева самолетик, который для Юрика стал любимой игрушкой, бережно сохранялся и сейчас передан в музей.
Сходили мы все сфотографироваться. Не хватало только Бориса — он был в армии. Фотографии я получила уже, когда Юра уехал, и нет-нет да и вынимала снимки, чтобы на сына посмотреть. Зоя-то и Валя были рядом, а Юра далеко — скучала я.
Я чувствовала, что Юра хочет о чем-то поговорить со мной наедине. Я догадывалась о чем. В последних весточках из Оренбурга часто мелькало имя: Валя Горячева.
Я сама в его годы только-только познакомилась с гармонистом Лешей Гагариным. Вот только радостью мне с родителями не пришлось поделиться: отец и мама к тому времени умерли. Не с кем было посоветоваться, не с кем планы обсудить.
В один из вечеров, когда мы с Юрой остались одни в доме, подошла я к нему. Поняла, что сам он все никак не решается начать, и спросила:
— Расскажи, сынок, про Валю.
Он обрадовался — трудное начало пройдено, поведал, что познакомился с девушкой на танцевальном вечере в училище.
— Как мы с Алешей! — не удержалась я от воспоминаний.— На посиделках я его встретила.
И пошел у нас разговор. Юра рассказал о Валиной семье. Отец ее, Иван Степанович, работал поваром в санатории, мама вела домашнее хозяйство. В семье было шестеро детей.
— Хорошо, когда в семье много ребятишек! Значит, все к труду приученные, неизбалованные.— Это я знала по опыту, по наблюдениям. Валя была самая младшая среди троих братьев и трех сестер. Она работала на телеграфе, а нынче поступила в медицинское училище.
— Я у них часто бываю,— сказал Юра,— эти праздники тоже отмечал у Горячевых...
Разговор у нас был душевный, откровенный, я спросила:
— Думаешь расписаться?
Юра неопределенно пожал плечами. Но мне показалось, что вовсе не от нерешенности, а потому, что Юра очень ответственно относился к своему слову. Сказал — значит, так будет. Он же еще был курсантом, не мог содержать семью, поэтому, видно, считал, что о женитьбе говорить рано.
Мне хотелось напутствовать его в любви. Знала, что, и не спрашивая, он ждет моего решения. Поэтому сказала:
— Если любишь, то женись. Только крепко, на всю жизнь, как мы с отцом. И радости и горе — все пополам.
Говорила я с ним о женитьбе как о деле решенном, и Юре это было очень по душе. Разговор у нас с ним был долгий. Семейные дела сложные, всякое бывает. Есть такая пословица: «Добрый жернов все смелет, плохой сам смелется».
На другой день Юра сказал, что хочет возвратиться в Оренбург. Я поняла его, не стала упрашивать остаться: его ждала любимая девушка.
Теперь он, уже не таясь, писал из Оренбурга о крепнущей дружбе, о планах. Об учебе сообщал в общих чертах — ведь был он военным человеком, да, пожалуй, мне не все было бы доступно.
Но как-то сообщил, что у него произошло ЧП: получил он тройку. В следующей строчке уточнил: «Мама, не волнуйся, я ее исправил». Знал, что мне сообщение будет неприятно. Это была первая тройка за все время его учебы. Поставил преподаватель справедливо, а Юра извлек урок. Серьезно подготовился и пересдал на пятерку. В этом же письме было: «Мы все потрясены полетом спутника».
Конечно, сейчас можно присочинить, что это его выражение обозначало особую заинтересованность, предопределение судьбы. Нет! Тогда все мы, вся наша страна, весь мир были потрясены этим событием. Не мог его не отметить и Юра. «Не буду пересказывать статьи, знаю, читаете. Но как же здорово! Победа!»