Однажды, уже будучи учеником второго класса, он так увлекся чтением, что не сделал классного упражнения и получил двойку. Домой Боря пришел расстроенным.
— Ты что это такой грустный? — поинтересовался отец.
Боря швырнул на пол сумку и вдруг расплакался.
— Я не пойду больше в школу, — говорил он, всхлипывая. — Он придирается.
— Кто это «он»?
— Учитель. — И так же неожиданно Боря кинулся к отцу:
— Папа, я учу, я все знаю… Что ему от меня нужно?
Григорий Амвросиевич легонько оттолкнул от себя сына и сурово сказал:
— Когда человек считает себя всезнайкой — это очень плохо. Правильно наказал тебя учитель.
Не сразу перекипела в нем обида. Но со временем он понял, что учитель поставил ему двойку за дело. Больше жалоб от него мы не слышали.
Однако нам было ясно одно: не следует рано учить детей грамоте, этим можно отбить интерес к школе. И, что опаснее всего: у ребенка может выработаться легкомысленное отношение к урокам и к учебе вообще.
Боря счастливо избежал этой «болезни». Курьезные случаи, о которых я рассказала, произошли в самом начале учебы и больше не повторялись. Боря учился хорошо и успешно переходил из класса в класс. Очень любил наш сын стихи и читал их неплохо. Но и на этом поприще не всегда все шло гладко.
Помню, на школьном вечере Боря декламировал стихотворение Эминеску «Что шумишь ты, лес дремучий?» Дочитав до середины, он сбился. Красный от стыда, стоял перед притихшими ребятами. Шли секунды, минуты, Боря напрягал память и, как назло, ничего не мог припомнить.
Миша, который в то время учился в первом классе, с жалостью смотрел на брата.
Вдруг, виновато улыбнувшись, Боря сказал:
— Вы немножко подождите. Я подумаю и начну все сначала.
Школьники рассмеялись, обстановка разрядилась, и ободренный Борис, вспомнив забытую строку, с воодушевлением дочитал стихотворение.
Теперь Миша и Боря опять были неразлучны. Вместе ходили в школу, вместе готовили уроки, вместе играли на улице.
А время неумолимо шло вперед. На два года раньше своего младшего брата Боря окончил сельскую школу. Со всей остротой встал вопрос: что делать дальше?
Теперь Боря мечтал стать учителем.
Но о гимназии и университете мы и помышлять не смели. Да и нужно ли пытаться поступать в эти учебные заведения, если все равно потом, после их окончания, придется метаться в поисках работы? В педучилище тоже не попасть. Нет, надо выбрать что-то попроще и понадежнее. На семейном совете было решено отдать Борю в ремесленное училище.
— Папа, а есть такие школы, где на учителя учат? — мечтательно спросил Боря.
— Есть. Но не для нас, они, сынок, — ответил Григорий Амвросиевич.
На следующий день, сентябрьским утром 1932 года, он отвез Борю в село Корбул, где тогда находилось одно из бессарабских ремесленных училищ.
НА НОВОМ МЕСТЕ
Чужим и неприветливым показалось Боре село Корбул. Один, без друзей, без родительской ласки, со своими горестными мыслями… Нет, так жить нельзя!
Тоска по дому, по той привычной жизни, где все шло своим чередом, где все так мило сердцу, захватила Бориса. Покинув родительский дом и расставшись с близкими и дорогими людьми, он чувствовал себя совсем одиноким, никому не нужным.
На десятый день Боря не пошел на занятия в училище. Расспросив у корбульских крестьян о дороге на Царьград, Борис отправился домой.
Помню, был погожий осенний день. Я сидела на скамейке во дворе и вышивала, поджидая с работы мужа. Солнце уже клонилось к закату, из садов тянуло прохладой. Я собиралась было пойти в дом за теплым платком, как вдруг… скрипнула калитка и, к моему удивлению, появился Боря. Вид у него был усталый, брюки и рубашка в пыли.
— Мама! — радостно закричал он и бросился ко мне.
— Что случилось? — растерянно спросила я, пораженная этой встречей.
А Боря уже обнимал меня, целовал, бормоча сквозь слезы:
— Мамочка, я не могу без вас… Я умру там…
Он горячо убеждал меня, что одному жить невозможно, что он никуда не уйдет из родного дома.
Я сочувствовала Боре, хотя понимала, что отец не одобрит его поступка.
Григорий Амвросиевич встретил сына холодно.
— Сбежал? — строго спросил он, увидев Бориса. И, не дав беглецу опомниться, осуждающе сказал: — Ну и малодушный же ты, братец!
— Папа… — со слезами на глазах умоляюще заговорил Боря.
Но отец оборвал его:
— Утри слезы, ты не девчонка. Ишь, нюни распустил. В твои годы парни идут на заработки в город. А тебя отвезли учиться за тридцать километров от дома, хотят в люди вывести, дать специальность. А ты… — отец махнул рукой.