А Боря ходил хмурый, подавленный. Он стыдился того, что живет рядом с врагами, видит их злодеяния и бездействует. Он не находил покоя от сознания этой своей вины и жаждал скорее опять вступить в борьбу с фашистами.
Мне было тяжело расставаться с ним.
— Ну поживи хоть неделю, — говорила я Борису. — Ты совсем раздет, и у нас нет ничего — все забрали немцы. Я хоть починю твою одежду.
Но он и слышать не хотел.
— Нет, мама, мое место там, на фронте. Разве я могу спокойно смотреть на то, как они хозяйничают на нашей земле? Или ты хочешь, чтобы они схватили меня и отправили на каторгу в Германию?
Я и в самом деле боялась за него.
Общительный, прямой и открытый, Борис искал новых знакомств. К тому же он хорошо знал, как трудно переходить линию фронта одному, и искал попутчика. Вот он и зачастил к нашему соседу комсомольцу Анатолию Попову.
В юности люди быстрее сходятся, особенно если их объединяет единство взглядов на жизнь. После первой же встречи с Толей Поповым Боря понял, что тот смертельно ненавидит фашистов и тут же, не колеблясь, предложил Толе вместе перейти линию фронта. Но Толя не согласился, и это возмутило Бориса.
— Мямля какая-то, а не комсомолец, — жаловался он на Попова.
— Не горячись, Боря, — успокаивал его отец. — Толя, по-моему, юноша разумный…
— Слюнтяй он, а не разумный, — злился Борис.
Чтобы как-то отвлечь Бориса, двоюродная сестра Лида познакомила его со своей школьной подругой Выриковой. Борис как будто немного успокоился, раза два сходил с девушками в клуб на танцы, попросил у Выриковой что-нибудь почитать. Она принесла ему «Тихий Дон» и «Поднятую целину» М. Шолохова, и Боря с головой ушел в чтение. Позавтракав, он уходил в поле, ложился на сухую траву и глубоко переживал удачи и горести шолоховских героев.
Борис научился читать очень рано. Самые любимые его книги были те, в которых рассказывалось о богатырях, о героях, о сильных, смелых и благородных людях. Когда нам случалось достать книжку Пушкина или Лермонтова, Некрасова, Борис жадно прочитывал страницу за страницей, выучивал наизусть стихи и с наслаждением декламировал их. Румыны запрещали чтение русских классиков, считая их «большевистской агитацией». Когда же Молдавия стала свободной республикой, дом наш наполнился книгами русских и советских писателей. Борис в короткий срок перечитал массу книг, из которых особое впечатление произвела на него книга Н. Островского «Как закалялась сталь». Бережно, как реликвию, хранил Борис эту книгу. Когда у него случались какие-нибудь неудачи, он снова читал ее и с новой энергией приступал к делу. С самого начала войны Боря всюду носил с собой эту книгу, но, к сожалению, не смог ее сохранить. Когда его часть попала в окружение, Борис потерял свой вещевой мешок, а с ним и книгу.
Итак, неудовлетворенный своим положением, Борис метался по соседям, уговаривал Толю Попова пойти с ним. По Толя по-прежнему упрямился, неубедительно возражал и что-то не договаривал.
Однажды Боря пришел от него вконец рассерженный. Была поздняя ночь, но я не спала. Боря со злостью срывал с себя одежду и швырял ее на стул.
— Чем ты так расстроен, Боря? — тихо спросила я.
Он глубоко вздохнул, словно ему не хватало воздуха, и, присев на кровать, быстро заговорил.
— Ох, мама, знала бы ты, как мне тяжело. В такое время я сижу дома и ничего не делаю. Разве можно так жить? Разве это по-комсомольски?.. Я должен пробиться к своим, и я это сделаю. Но одному идти трудно. Я хотел найти товарища из краснодонских комсомольцев, чтобы вместе перейти линию фронта. А они не доверяют мне, что-то скрывают…
— Почему ты так думаешь?
— Я понял это из сегодняшнего разговора с Толей Поповым. Он окончательно отказался идти со мной и сказал, что будет ждать Красную Армию здесь. Я его упрекнул, что это не по-комсомольски. А он говорит: «Ну, знаешь ли, и здесь тоже можно бить врага». Мы крепко поссорились. Я чувствую, что он что-то не договаривает. Может, они хотят организовать партизанский отряд? Но почему же скрывают от меня?
Я видела, что Борис болезненно переживает сдержанное к нему отношение Толи Попова, и старалась успокоить сына.
— Ты очень горяч и самолюбив, — говорила я Боре. — Ты хочешь, чтобы через три дня после знакомства Толя во всем был откровенен с тобой? Так не бывает. Наберись терпения, будь спокойнее, и все уладится.
Утром я попросила Борю принести воды из колодца. Боря долго не возвращался, а вернувшись и поставив ведра на кухне, спросил: