Когда все стихло, я вышла во двор. Весь город проснулся. Повсюду слышались крики и ругань немцев, стук машин, ржание лошадей.
Из соседнего дома зашла к нам Таисия Прокофьевна.
— Отступают, паразиты! — гневно сказал она, в глазах ее блестели слезы. — Деточки наши бедные не дождались этого счастливого часа. А ведь так немножечко осталось…
Вместе с немцами удирали и их прихвостни — полицейские. К нам во двор ворвались двое полицейских. Белых повязок на рукавах у них уже не было. Услышав, что они спрашивают родителей Бориса Главана, я вздрогнула. «Убьют!» — мелькнула мысль. Но полицейские только перетрясли пустые чемоданы, обшарили пустой буфет и, сорвав со злости наволочки с подушек, ушли, чертыхаясь.
Совсем близко шел жаркий бой. И вдруг наступила тишина. Город опустел. На дороге валялась брошенная немцами техника и несколько повозок с награбленным добром.
В напряженном ожидании мы толпились у ворот. И вот шариком скатился с горы чей-то подросток.
— Наши танки в городе, — кричал он, задыхаясь. — Идите на Садовую…
Захлебываясь от радости, побежали мы к центру города. Там уже собралось много людей. Плотным кольцом обступили они советских воинов. Ветер доносил до нас приветственные возгласы и крики «ура». Бойцы спрыгивали с танков и тотчас попадали в объятия краснодонцев. Осиротевшие матери сквозь слезы рассказывали о зверствах немцев, о геройской смерти замученных палачами комсомольцев-подпольщиков.
— А где эта тюрьма? — спросил командир танка. — Может, в ней люди томятся.
Узнав адрес тюрьмы, он прыгнул в люк и повел машину туда. Толпа двинулась за ним.
Тюремный двор был усеян трупами. Это немцы в последний момент расстреляли военнопленных. В камерах тоже валялись трупы, обрывки окровавленной одежды, по полу растекались кровавые разводы.
С ужасом переходили мы из одной камеры в другую, всматривались в надписи на стенках, в куски одежды, надеясь хоть что-нибудь найти от наших детей. Как тяжело было нам тогда! На двери узкой и тесной, как гроб, камеры я увидела нацарапанную ногтем надпись: «Взят четвертого января 1943 года. Борис Главан». Боренька мой, сыночек мой хороший… Здесь, в сырой холодной камере, с крохотным, в железной решетке, оконцем под самым потолком, провел он свои последние дни. Плохо ему тут было. Ох, как плохо! И меня не было с ним в эти его самые тяжелые минуты. Не было… Глядя на родной почерк сына, я плакала. Плач доносился и из других камер. Вот на стене густо очерченное углем сердце. В овале четыре фамилии:
Бондарева, Минаева, Громова, Самошина.
Еще надпись:
«Погибли от руки фашистов 15.I.1943 года, в 9 часов ночи».
Около окна рукой Ули Громовой четко выведено:
«Прощайте, мама,
Прощайте, папа,
Прощайте, вся моя родня.
Прощай, мой брат любимый Еля,
Больше не увидишь ты меня.
Твои моторы во сне мне снятся,
Твой стан в глазах всегда стоит.
Мой брат любимый, я погибаю!
Крепче стой за Родину свою!
До свидания!»
Любу Шевцову немцы арестовали в Ворошиловграде, куда она ездила, чтобы выручить рацию, полученную в партизанской школе. Продержали ее в Краснодоне до 31 января, а в феврале 43 г. вместе с Виктором Субботиным, Дмитрием Огурцовым и Семеном Остапенко отправили в Ровеньки, в окружную жандармерию. За день до бегства немцев из Ровенек многих советских граждан фашисты расстреляли в городском парке. В их числе были и молодогвардейцы.
В одной из камер, в углу, на стене, нашли надпись, сделанную Любой Шевцовой:
«Прощай, дорогая мама! Твоя дочь Люба уходит в сырую землю… 5.II.43 г.»
Ниже нацарапано:
«Мама, я сейчас тебя вспомнила.
Еще чуть ниже приписка:
«Любу Шевцову взяли навеки 7.II.43 г.».
А над всем этим через всю обрызганную кровью стену, как призыв и завещание, начертано:
От бывшего здания гестапо мы все пошли к шахте № 5. Нет, не шли мы — бежали. Ноги сами несли нас туда. Что мы там увидели! Много лет прошло с тех пор. Но так же ноет душа, так же ясно стоит все это перед глазами. Видно уж, и в могилу унесу я эту боль, и это видение. У подножья террикона разрушенной шахты зияла черная пасть шурфа. Вокруг валялись куски одежды, шапки, валенки. Снег алел кровью мучеников. Прилегающая к шурфу стена также была в крови.